а находил их.
На правах рекламы: • https://euphoria-spb.com боди массаж для мужчин в санкт петербурге. |
ОтъездПо мере того как время шло и подходило к концу следующее лето, Пикассо еще более настоятельно, чем когда-либо прежде, чувствовал потребность бежать из той среды, которая, как он вновь ощущал, ограничивает его творческий рост. Но в этом деле имелись серьезные препятствия. Несмотря на то, что с тех пор, как Пикассо в одиночку отправился в Мадрид, ему удалось высвободиться из удушающих объятий семейства, он все еще ощущал глубокую привязанность к родителям и сестре. Пабло виделся с ними почти ежедневно и зачастую оставался у них пообедать, одновременно делая зарисовки Лолы и всей компании, собравшейся вокруг стола. Родственникам вовсе не хотелось, чтобы он сгинул где-нибудь за границей, особенно если вспомнить, сколько художников уехали в Париж и никогда уже больше оттуда не возвратились. Кроме того, что еще существеннее, отъезд Пабло означал для них новые материальные издержки, которые они едва ли могли себе позволить. Дон Хосе к тому времени уже превратился в усталого мужчину средних лет и перестал следить за тем, как его сын беспокойно мечется в поисках чего-то такого, что ему самому казалось непостижимым и недостижимым, а посему прожекты сына его отнюдь не вдохновляли. Однако среди множества друзей Пабло был молодой художник по имени Карлос Касахемас, причудливую внешность которого можно оценить по достоинству благодаря многочисленным карикатурам1. Мы видим его почти воочию — высокого, тощего, с огромным заостренным носом, господствующим над слабовольным профилем, с лицом, вовсе лишенным подбородка и украшенным потрепанными бакенбардами, которые постоянно страдали от высокого жесткого воротничка. На одном из эскизов Пикассо можно видеть Касахемаса, который, волоча ноги, тащится по улице рядом со своим другом Пабло; оба плотно упакованы в длинные пальто. После того как в начале 1900 года Пикассо уехал с улицы дель Асалто, он делил свою новую мастерскую на улице Риера де Сан-Хуан именно с этим своим неуклюжим другом. То была уже третья его студия, считая после возвращения из Хорты, и поскольку ее свежепобеленная пустота показалась Пабло невыносимо суровой и холодной, он решил, что в их владениях должны присутствовать всевозможный комфорт и роскошь, но не в натуре, а написанные на стенах в сугубо реалистической манере. Фешенебельная меблировка, появлявшаяся прямо-таки с волшебной быстротой, наилучшим образом удовлетворяла все потребности и желания молодых людей. Книжные шкафы заполнились редкими фолиантами, повсюду были расставлены серванты, столы и мягкие кресла, красивая горничная и мальчик-слуга застыли в почтительных позах, ожидая хозяйских распоряжений, а на буфете, заставленном экзотическими фруктами и цветами, валялись небрежно рассыпанные золотые монеты. Все это великолепие было, однако, вскоре забыто. В октябре два друга решили вместе отправиться на север, чтобы «прийти, увидеть и победить». Недолгое время спустя их великолепная мастерская была покинута. В отличие от большинства других товарищей Пикассо, у Касахемаса водились кое-какие деньжата, которые помогли им покрыть расходы на поездку, и нет никаких сомнений, что уж Пикассо-то, по крайней мере, покидал Барселону в приподнятом состоянии духа. Убежденный в своих талантах, он незадолго до этого написал автопортрет, украсив свою бровь повторенными три раза словами «YO EL REY» («я есмь король»). Я говорю именно об их отъезде на север, так как сам Пикассо, когда гостил у меня в Лондоне в 1950 году, уверял, что Париж он считал тогда просто остановкой в дороге, которая должна была привести его гораздо дальше, в Лондон. Главная причина возникновения этого плана состояла в том, что он относился к Англии с особым восхищением, — отчасти потому, что разделял вкусы своего отца, которому очень нравились английская мебель и одежда, но еще и по той причине, что творения некоторых английских живописцев, в особенности Берн-Джонса и прерафаэлитов, виденные им до сих пор только в репродукциях, обладали в его глазах романтической притягательностью. Но прежде всего этот прожект возник благодаря собственным представлениям молодого Пикассо об английских женщинах, чьи красота, сила характера и отвага выросли в его воображении прямо-таки до героических высот. Когда он жил в Ла-Корунье, то случайно наткнулся там на могилу сэра Джона Мура и узнал, что тот умер с именем своей возлюбленной леди Хестер Стенхоуп на устах. Пабло прочел ее жизнеописание и обнаружил, что она была женщиной особого типа, совершенно непохожей на тех, с которыми он когда-либо встречался, — женщиной, победившей не только собственную свободу, но и сердца многих мужчин. Тогда же он решил, что непременно должен исследовать страну, создавшую женщин столь замечательной породы2. История мирового искусства пошла бы, несомненно, совсем иным путем, если бы Пикассо твердо последовал этому намерению или если бы магия Парижа оказалась не столь всепобеждающей3. Примечания1. В других источниках его зовут Карлес. Что касается внешнего облика Касахемаса, то известен также его портрет маслом, выполненный Пикассо в 1899 г. и ныне демонстрируемый в барселонском музее художника. — Прим. перев. 2. Эта эксцентричная аристократка, родившаяся незадолго до конца XVIII в., была заядлой путешественницей и в конечном итоге стала де-факто правительницей небольшого горного сообщества в западной Сирии (ныне это территория Ливана). — Прим. перев. 3. Другие биографы Пикассо видят в его отъезде в Париж более прозаические мотивы. Дело в том, что в феврале 1900 г. в кабаре «Четыре кота» прошла первая барселонская выставка Пикассо, где, кроме более чем 50 портретов и иных произведений, была также выставлена темная по колориту, «модерновая» картина «Последние мгновения» (позднее, увы, закрашенная), изображавшая посещение священником умирающей женщины. Эту работу приняли для показа в испанском разделе Всемирной выставки, которая должна была состояться в Париже в том же году. Горя желанием увидеть собственное произведение в таком почетном месте и попробовать Париж «на зуб», Пикассо отправился туда в компании Касахемаса, намереваясь покорить если не Париж, то, по крайней мере, какую-то часть Монмартра. — Прим. перев.
|