а находил их.
|
Вторник 10 июля 1945В половине двенадцатого — встреча с Мариной де Берг, молодой русской танцовщицей. Вчера утром мы с ней прохаживались по рынку Ле-Аль, среди грудами наваленных овощей. Я купил ей корзиночку персиков. А она призналась, что у нее есть заветная мечта: познакомиться с Пикассо. И я обещал повести ее к нему. Настоящее чудо: она пришла вовремя. Но такая взволнованная и возбужденная, что была не в состоянии проглотить свой кофе... «Это безумие, — лепетала она. — Как он меня примет? И что я ему скажу? И потом: говорят, что он очень, очень злой!» Я уговариваю: «Вам нечего бояться, Марина. Худшее, что может с нами случиться, это если мы не застанем его дома или он будет занят... В этих случаях там бывает жуткая сутолока... В последний раз набежала такая толпа народу, что я развернулся и ушел, так и не повидав его...» Марине везет. Пикассо у себя — без рубашки, в голубых шортах. Посетителей немного — человека два-три. Я представляю гостью: «Недавно вы видели, как она танцевала в Театре Сары Бернар...»
И поскольку посетители еще здесь, он говорит мне: — Поработайте гидом, Брассай. Покажите Марине мою мастерскую, скульптуры... И не забудьте о «музее»... А минут через пять мы все поднимемся наверх... Перед тем, как уйти, он шепчет мне на ухо: — Она очаровательна! Марина в восторге: — Какой он милый, ваш Пикассо! Такой простой! Приветливый! Как я рада! Я показываю ей его скульптуры. У нее на лице гримаска. Кроме кошек и петухов ей ничего не нравится: — Да здесь же одни уроды! Просто ужас! Освободившись, Пикассо ведет нас в мастерскую и показывает последние натюрморты. — Я написал их вчера после обеда, часов за шесть... Я рассматриваю картины. Три варианта одного и того же натюрморта с зеркалом. На каждом некоторые фрагменты полотна остались нетронутыми краской; предметы холодных тонов, стоящие перед зеркалом, дают в нем теплое, яркое отражение. Способности Пикассо, необыкновенное мастерство, с каким он работает с полотном, просто поражают: три картины, написанные за несколько часов... А может, это у нас сложилось неверное понимание того, что называется «картиной»? Ведь обычно вспоминаются те художники, кто кладет на одну картину годы жизни и огромное количество труда. Делакруа провозглашал: «Чтобы картина сохраняла непосредственность и свежесть первого наброска, к ней необходимо делать множество эскизов...» А Пикассо все больше и больше вместо бумаги использует полотно, а вместо акварели — масляные краски... Тем не менее ему случается — и гораздо чаще, чем принято думать — оставлять полотно дозревать в течение нескольких недель, месяцев и даже лет... Кстати, об огромной картине углем под названием «Бойня», представлявшей нечто вроде реплики к «Гернике». До того дня, как я увидел на ней несколько робких цветных пятнышек, она оставалась нетронутой долгие недели. Пикассо сказал мне тогда: «Я продвигаюсь потихоньку, очень осторожно. Боюсь потерять первозданную свежесть своего произведения... Если бы было возможно, я бы оставил его таким, как есть, даже если придется, развивая сюжет, начать все снова на другом полотне. А уж потом снова приняться за это... Но тогда не было бы ни одного "законченного" полотна, а лишь разные стадии одной и той же картины, которые обычно исчезают в процессе работы... Вам не кажется, что слова "исполнять", "приводить в исполнение" несут в себе некий двойной смысл? "Заканчивать", "завершать", но в то же время "казнить", "наносить последний удар"? Если я пишу столько полотен, то это потому, что ищу стихийность и, закончив с божьей помощью одну вещь, не нахожу в себе сил хоть что-нибудь к ней добавить...» Марина рассматривает три натюрморта с зеркалом. На лице у нее уныние: — Какие они ужасные, ваши полотна! Они меня пугают! Три картины за шесть часов вчера после обеда... А за сколько вы их продадите? Если честно, вам это нравится, Брассай? Вы находите, что это красиво? Вы говорите все это из снобизма... Я опасаюсь, как бы простодушная искренность танцовщицы не начала раздражать Пикассо...
И указывает на «Арлезианку» Андре Маршана — единственное полотно в мастерской, написанное не рукой Пикассо. Мы громко хохочем... Марина окончательно сконфужена.
Пикассо смотрит на Марину. Она сидит на скамейке, скрестив голые ноги, слегка подперев рукой голову. Маленький носик вздернут, глаза лукаво поблескивают из-под спутанных рыжих волос, длинная шея, руки в созвездиях веснушек...
Я достаю из портфеля свои последние граффити. Он выхватывает их у меня из рук.
Я спрашиваю у Пикассо, много ли его настенных рисунков погибло навсегда... Он рассказывает о персонажах, которых нарисовал на стене лестничной клетки одной из своих мастерских в Барселоне, а также вспоминает нагую фигуру, повешенного и парочку, занимающуюся любовью, которыми он украсил мансарду квартиры Сабартесов там же, в Барселоне.
На стенах первого кабаре Фреде, на Монмартре, он запечатлел обнаженную женщину, колибри-отшельника, портрет Сабартеса и летучую мышь. Все исчезло. И репродукций тоже не осталось. Никому не пришло в голову снять рисунки со стены. Пикассо тогда еще не был Пикассо. А вот к натюрморту с мандолиной, бутылкой перно и листком нотной бумаги под названием «Моя красотка» судьба оказалась более благосклонной... Написанный в 1912-м на стене виллы в Сорге, где Пикассо проводил лето с Евой, натюрморт был спасен. По просьбе Канвейлера его сняли вместе с куском стены, отвезли в Париж и поставили в специальный футляр. Между тем к Пикассо пришли еще несколько посетителей и среди них — Нюш Элюар.
Марина де Берг выходит на красный плиточный пол мастерской, поднимается на пальцы одной ноги, балансирует так некоторое время и начинает исполнять широкие прыжки и пируэты... Я прихожу к выводу, что детская игра в классы могла бы в самом деле лечь в основу весьма оригинальной хореографии... Мы аплодируем. Пикассо подбадривает Марину: «Ну же! Давай!» Еще немного, и он закричит ей: «Оле! Оле!» Запыхавшись, она садится и говорит мне: — Как мне весело! Безумно весело! Пикассо просто потрясающий!
Марина протягивает ему свои балетки. Пикассо развязывает на них шнурки. Он явно взволнован...
Сходство молодой танцовщицы с Ольгой Хохловой я отметил в тот самый момент, когда впервые увидел ее у Бориса Кохно... И мне нравится, что Пикассо, несмотря на семейные распри, скандальный разрыв и склоки из-за права собственности на картины, все же сохранил в душе ослепительный образ молодой балерины, встреченной им однажды зимою в Риме. Забыв пережитую боль, он способен растрогаться, найдя в хорошенькой мордашке Марины черты той, что некогда его покорила... Его приверженность счастливым воспоминаниям обладает свойством стирать из памяти горькие страницы, оставляя там лишь самое светлое. Пикассо говорит Доре Маар, которая только что появилась: — Это танцовщица Марина де Берг. Взгляните, Дора, не правда ли, вылитая Ольга в молодости? И продолжает расспрашивать балерину.
Приходит Андре Блох, директор «Ар котидьен». Он хотел бы опубликовать репродукции живописи Пикассо, только что воспроизведенные в технике gemmail (на просвечивающем стекле). Полотна вполне узнаваемы, но фон — прозрачный.
Кто-то замечает, что изделия на смоле сильно напоминают витражи.
Как всегда, новый способ выражения вызывает у Пикассо острое желание попробовать и возбуждает его фантазию... Он уходит, чтобы одеться. Возвращается в костюме стального цвета, в руках — конверт.
10 июля 1945 — великий день для Пикассо: его автомобиль снова на ходу... — Марсель в восторге, — рассказывает он. — Уже залил полный бак. Но прежде чем кто-нибудь туда сядет, он хочет покататься по улицам, чтобы разогреть мотор как следует после пяти лет вынужденного простоя... Расставаясь со мной, Пикассо говорит: — Надо вернуть вам рукопись вашего «Бистро-Табак». Я его прочитал и дал почитать Доре. Очень интересно. У вас определенно есть дар передавать беседу... Кстати, вы нашли мою запись в книге отзывов на вашей выставке? Я на днях там был. Но вас, к сожалению, не застал! И, обращаясь к Марине де Берг: — Приходите ко мне еще... Я поищу туфельки... И научу вас закреплять трико... * * * Я обедаю с Мариной. — Вы довольны? — Просто восхищена! Он был так мил со мной... — Да, он такой... Есть люди, которых он принимает с первого раза, а некоторых не подпускает к себе никогда. Теперь вы можете навещать его, когда захотите. Будете желанной гостьей... — Странно, — замечает Марина. — Я видела его в первый раз. И тем не менее у меня ощущение, что я знала его всегда... Между нами, мне он больше понравился в шортах и без рубашки, чем в брюках и пиджаке. Одетый, он становится каким-то слишком официальным, а галстук ему не идет совсем. Зато в шортах он великолепен... Примечания1. Несколько дней спустя торжествующий Пикассо показал мне банковские билеты: «Смотрите, они снова действительны...» Он изготовил из дерева маленькую дощечку и с ее помощью отпечатал штамп на всех двенадцати купюрах, сделав их таким образом гораздо дороже номинала... Двадцать лет спустя, в 1962-м, я поинтересовался у Кэтрин Дадли, вернул ли ей Пикассо банковские билеты. «Нет, — ответила она со смехом, — что вы! Каждый раз, встречаясь со мной, он извиняется, вздымает руки к небу и говорит: "Да, Кэтрин, я восстановил ваши банковские билеты. Надо бы их как-нибудь вам вернуть..." Но он никогда этого не сделает, никогда...»
|
|
© 2024 Пабло Пикассо. При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна. |