7 ноября 1935 года

поскольку стул вопреки обыкновению не приходит дружески похлопать меня по плечу а кухонный стол не бросается в мои объятья и чайник не целует меня в губы и улыбаясь и хихикая не нашептывает мне на ухо тысячу вещей которые я с трудом понимаю а полотенце и тряпки не принимаются рукоплескать и биться головой о границу отделяющую капельку солнца просочившуюся в окно и мягкую насупленность мрамора несмотря на тысячу украшающих его разноцветных ленточек просто чтобы посмотреть как они пляшут на дремлющей в уголке тарелке зеленый горошек ликует над диалогом toro и коня вопреки очевидности драмы разыгрывающейся и повторяющейся на тысячу ладов той самой которую мне придется выковыривать из глубины взгляда каждого зрителя моей самой тонкой булавкой я бы тем не менее предпочел дать им развлекаться как хочется и прервать действие только в конце корриды и разбудить их лишь когда они все умрут и мулы поволокут их оставляя всю пролитую кровь другим и разве что пытаясь запечатлеть в рентгеновских лучах мой портрет дощечку с доброй сотней обволакивающих меня колдовских мазей и с аппаратом внутри в сердцевине моего тела подготовленного к любым самым неприятным неожиданностям способным умертвить вас от смеха запредельной радости ибо в глазу toro все объясняется цифрами и ничего не ясно в глубине бычьего озера и только запах воспевающий рану может математически выразить пройденный путь подобный вьющемуся удару шпаги более опечаленной при виде жары прерываемой вздохами и прячущейся под юбками чем боли которая заглавными буквами проступает вокруг арены ощущающей бегство капля за каплей вопреки готовой идее пространства и отвлекающей от малейшего движения в саду где теперь не сыщешь детей играющих кто в серсо а кто как маленькие девочки в классики и уже распространяется зловоние и ужас внутренностей лопнувших в окровавленных руках убийц и вываливающихся из чрева лошади и начинается месса корриды и каждый крик пригвождает свою гвоздику к вазе и каждый рот поет четвертованный двумя двойными зеркалами образующими крест и скрепленными веревками которые одним концом привязаны к распаленным сердцам тридцати тысяч мужчин и женщин точь-в-точь знамя которое что ни миг пронзают снаряды покуда каждый из этих моментов кует их из своего кулака прикрепленного к единому раскаленному рукаву одержимому желаниями любви и общности всего народа что роется во внутренностях и пытается руками нащупать сердце а оно ускользает вместе с жизнью toro которому лошадь закрывает копытами плачущие глаза покуда из слез набирается милостыня для завершения нынешнего вечера уже подходящего к границе того возраста когда седлают крылья — и выпрыгивает наружу разбивая ставни и звонит во все колокола в его ухе и приносит парусиновый цвет сирени цветущей под белыми доспехами разодранными до земли дырой мушкетона в цвет масти toro и уже слоеное мороженое распространяет по арене горький холод дежа вю остающийся в его груди и музыка усиливает его молчание и все резче крик стрижа врывающийся под балдахин куда не добирается запах копченых сардин от которого совершенно забываются иллюзии и не нащупать времени чтобы присесть подле лжи покуда та грубо объясняет свою правду по линиям руки нумерует их и бросает в сторону в клоаку и у каждого своя судьба