Посещение Малаги

С большой радостью дон Хосе и донья Мария упаковывали чемоданы, готовясь к кратковременному возвращению в Малагу, где они собирались провести лето 1897 года. Будучи в глубине души истым андалузцем, дон Хосе никогда по-настоящему не прижился в Барселоне, где его раздражал каталонский язык, а люди в целом казались слишком занятыми, пустыми и ненадежными, особенно если сравнить их поведение с неспешностью и ленивой теплотой жителей Малаги.

Родители захватили с собой Пабло и Лолу, которая собиралась остаться в Малаге подольше и пожить у бабушки. Успех молодого живописца на улице Ла Лонха уже стал известным в кругу его родственников. Дядя Сальвадор опять увидел возможность превратить его в преуспевающего художника и в то же время — в респектабельного гражданина, к вящей славе семейства Руис.

Вскоре было замечено, что прохладными летними вечерами Пабло находил немалое удовольствие в прогулках, совершаемых вместе со своей кузиной, Кармен Бласко. Они бродили под деревьями на улице Калета, неподалеку от пляжа. Щегольски одетый юноша с невероятным шиком носил свою черную шляпу, из-под которой его черные глаза сияли так ярко, что, казалось, полыхали отраженным светом уличных фонарей. Особую импозантность ему придавала трость, которую он нес под мышкой, — эту самодовольную и немного развязную манеру Пабло усвоил в Барселоне. Всем казалось, что молодой человек наверняка влюблен, и родные надеялись, что это чувство, вкупе с его привязанностью к Малаге, побудит парня остепениться и поселиться в своем родном городе, чтобы потом достичь в нем высокого положения. Кульминационный момент настал, когда Пабло подарил Кармен превосходный букет, но отнюдь не купленный у цветочницы, а нарисованный специально для нее на тамбурине.

Однако вскоре семейство вынуждено было расстаться с иллюзиями. Пабло никогда не делал того, чего ожидали от него окружающие, и в октябре, когда каникулы подошли к концу, завершилась и счастливая идиллия. Пабло впервые оставил своих домашних и уехал один, направляясь в Мадрид. Он хотел посмотреть, что может дать ему этот город в смысле нового опыта, и действительно ли жизнь в столице способна предложить ему нечто более многообещающее, нежели это было возможно в Барселоне или в его родной Малаге. Фактически то было последнее лето, которое молодому художнику было суждено провести в Андалусии, в кругу семьи.

Во время его пребывания в родном городе стало ясно, что отнюдь не только родственники Пабло находятся под впечатлением его необыкновенного таланта. Компания друзей дона Хосе, регулярно встречавшихся в клубе под названием Эль-Лисео, организовала в его честь великолепный праздник. Преуспевающий живописец дон Хоакин Мартинес де ла Вега был наслышан о почестях, которых удостоилась в Мадриде картина «Наука и милосердие». Другим поклонником Пабло был старый друг семьи, Антонио Муньос Дегрен, двумя годами ранее получивший от юноши в качестве рождественского подарка замечательный акварельный портрет дона Хосе, с предельной точностью воспроизводивший натуру. Этот портрет с дарственной надписью, сделанной рукой молодого живописца, можно теперь увидеть в музее в Малаге. И вот в элегантных интерьерах клуба Эль-Лисео, сохранивших дух и стиль XVIII века, под сенью расписных потолков и изысканных люстр собрались достойнейшие люди Малаги, чтобы почтить живописца Пабло Руиса Пикассо и свершить над ним обряд артистического крещения, отметив данное событие обильным возлиянием шампанского.