Искусство Пабло Пикассо сыграло большую роль в формировании в США абстрактного экспрессионизма — направления, успевшего стать «классикой» XX века. Для его ярчайших представителей, таких как Джексон Поллок, Барнетт Ньюман, Роберт Мозервелл и других было характерно стремление к созданию независимой национальной школы живописи (не случайно их всех объединяют по «географическому признаку» в нью-йоркскую школу) обособленной от западноевропейской культуры в целом и модернизма в особенности. Это задача была трудновыполнимой: несмотря на «изоляционизм» американской живописи в первой половине прошлого столетия, без очевидного и плодотворного влияния кубизма, разновидностей абстракционизма, сюрреализма и т. д. ее генезис и последующий взлет в конце 1940-х — 1950-е годы едва бы стал возможен. Пикассо, прошедший в своем творчестве чуть ли не все стадии развития современного искусства, несомненно, являлся важной, если не основной фигурой-символом модернизма для его заокеанских коллег. Активное освоение творческого наследия парижского мастера начиналось в конце 1930-х годов с Нью-Йорка, претендовавшего на звание новой мировой художественной столицы. В тот период потенциальные звезды абстрактного экспрессионизма переживали процесс «кристаллизации» — становления как самостоятельных, самобытных творцов, нарабатывающих индивидуальную манеру, находящихся в перманентном творческом поиске образов и форм. Вот примерная хронология событий. В 1938 году коллекция Музея современного искусства пополняется «Девушкой перед зеркалом» (1932), репродукция которой до этого момента часто мелькала на страницах «Тетрадей по искусству» («Cahiers d'Art») и «Минотавра» («Minotaure»), который был тогда в 1930-е в большом ходу у будущих абстрактных экспрессионистов. Знаменитую эпитафию разгромленной фашистами Гернике они впервые могли увидеть в нью-йоркской Валентин Гэлери в мае 1939 года¹. С ноября того же года по январь следующего масштабная ретроспектива мастера «Пикассо: сорок лет его искусства» экспонировалась в Музее современного искусства. И, естественно, «Герника» вторично выставлялась вместе с остальными шедеврами, такими как недавно приобретенные «Авиньонские девицы» (1907). Благодаря этим экспозициям, предвоенный Нью-Йорк оказался наполненным присутствием Пикассо: американские живописцы внимательно изучали его картины. Среди них можно выделить мастеров, в чьих произведениях прослеживается прямое или опосредованное влияние его творчества: это Джексон Поллок, Ли Краснер, Аршил Горки, Уиллем де Кунинг. Поллок — один из лидеров абстрактного экспрессионизма и создатель «живописи действия» — по свидетельству его биографов, несколько раз ходил смотреть «Гернику», возвращаясь снова и снова и делая многочисленные зарисовки. Выразительность и эмоциональный накал, выраженный в изломанных, расчлененных, как бы распадающихся частях бывшего когда-то целым незамедлительно вызывают в памяти ассоциации с «Герникой». Грандиозное полотно, посвященное трагическому и страшному разрушению баскского города в 1937 году, произвело неизгладимое впечатление на Джексона Поллока. В течение нескольких лет отголоски резких, угловатых и неправильных форм «Герники» можно было уловить в работах американского абстрактного экспрессиониста. В обзоре выставки «Нью-Йорк Таймс» предостерегала своих читателей: острые гротескные образы Пикассо могли внушать зрителям «внезапные приступы отвращения»². Наиболее стойким почитателям посткубистических вариаций Пикассо казалось, что его приемы разложения реальности соответствуют «не столько сумме эстетических принципов, сколько служат для художественного выражения того всепоглощающего эмоционального состояния, которое Поль Элюар охарактеризовал как "ужас и мужество жить и умирать"»³.

Для Поллока «Герника» стала откровением и оправданием его попыток найти свою ноту в полифоническом звучании современного искусства. Находясь под впечатлением от «Герники», он написал несколько небольших полотен, например «Рождение» («Birth», 1941), в котором также отмечены кубистические мотивы. В 1939—1940 годах он заполнил страницы нескольких альбомов разнообразными зарисовками и набросками. Но со времен наивного ученического подражания «образцам» минуло слишком много событий, сделано немало картин. Поэтому слепому копированию художник противопоставил пристальное изучение, как если бы Пикассо являлся его соперником в живописи. Символ авангардизма XX века и его удивительные творения стали мощным стимулом для развития Поллока и в профессиональном плане, и как творческой личности. Возможно, тогда и был запущен важный процесс его самоидентификации как художника и творца. Здесь уместно упомянуть работы, датируемые 1940—1941 годами: «Голова» («Head»), «Птица» («Bird»), «Маскарон» («Mask»), «Композиция с маскообразными формами» («Composition with Masked Forms»), «Обнаженный» («Naked man»), написанные вслед за увиденным в выставочных залах и на страницах журналов.

Вообще, тема «Джексон Поллок и Пабло Пикассо» достойна той глубокой проработки, которую осуществили некоторые зарубежные авторы⁴. Его интригующее взаимодействие с Пикассо и его творчеством названо одним из американских искусствоведов «затянувшимся армрестлинговым матчем»⁵. И почти сразу вслед за этим описывается замечательный эпизод из нью-йоркского периода жизни американского живописца. Он стал известен благодаря Ли Краснер, жене Поллока, озвучившей его в одном из интервью⁶. «Однажды, — вспоминает она, — когда мы вдвоем находились в его квартире, я услышала звук какого-то падающего предмета, когда кто-нибудь швыряет его оземь со всей силы. Шум донесся со стороны рабочей студии Поллока — он прокричал: "Проклятье! Этот парень ничего не упустил!" Когда я заглянула к нему, то увидела, как он сидит, уставившись в валяющийся на полу альбом с репродукциями картин Пикассо»⁷.

Состязание или «матч» носил, понятное дело, абсолютно «виртуальный» характер — учитывая многокилометровую дистанцию, разделяющую Джексона Поллока и Пабло Пикассо. И, несмотря на масштабные нью-йоркские экспозиции картин последнего, для Поллока и его коллег по цеху абстрактных экспрессионистов многое оставалось, как говорится, «за кадром», хотя основные этапы творческой эволюции парижского мэтра, безусловно, были им известны. Джон Грехэм⁸ — художник, критик, знаток и тонкий ценитель картин и антиквариата — еще в 1937 году выпустил очень интересную статью «Примитивное искусство и Пикассо»⁹ («Primitive Art and Picasso»), которая была тщательно проштудирована Поллоком. Сблизившись с ее автором, он начал прояснять ставшую для него насущной проблему взаимосвязей между модернизмом в его абстрактных и полуабстрактных формах и первобытным, «примитивно-народным» искусством.

Для Ли Краснер, которая также серьезно занималась живописью и в 1940—1950-х годах писала в стиле абстрактного экспрессионизма, момент столкновения с «Герникой» «лицом к лицу» стал незабываемым. Сохранилось описание первых минут созерцания «Герники», когда Краснер вошла в выставочный зал: «Меня буквально вытолкнуло из него неведомой силой, потребовалось несколько раз обойти квартал, прежде чем решиться снова переступить порог галереи. Уверена, что не я одна была столь ошарашена и сбита с толку. Туча мыслей и ощущений роились в голове во время долгого изучения "Герники". Конечно, встреча с великим творением — незабываемый миг, но мне все же трудно было признаться самой себе, что я хочу это сделать: так же писать, так же чувствовать...»¹⁰ По-своему преломляя «пикассоидные» элементы, художница обогащала и расширяла свой живописно-пластический язык.

Хэролд Розенберг, влиятельный критик, теоретик магистрального течения модернистской живописи США 1940—1950-х годов — абстрактного экспрессионизма — не без оснований причислял к нему Аршила Горки¹¹ (1904—1948) как участника более старшего поколения. Хотя американский исследователь подчеркнул в своем труде те личностные качества, отличавшие Горки от его коллег: «...он был типичным представителем абстрактного экспрессионизма... но его внутренний мир и его картины во многом опровергали мифы, сложившееся вокруг этого направления, а именно миф о творческом акте как о взрыве бесконтрольной разуму энергии»¹². Автор поясняет, что «...Горки отстаивал важность наличия интеллектуального аспекта живописи... даже в том случае, когда она граничит с автоматизмом и апеллирует к потаенным источникам подсознания... он жил, окутанный аурой слов и концепций, которая не истаивала ни дома, ни в библиотеке, ни в галереях и музеях, так часто им посещаемых... Для Горки изучение, анализ, поиск подтверждения той или иной гипотезы были неотъемлемой частью его работы художника, как рисунок и живопись, которые были для него средствами познания и понимания окружающей жизни... Можно сказать, что проблема возникновения новых идей занимала Горки с утра до ночи»¹³.

Таким образом, по мнению Розенберга, творчество Горки принадлежало ведущему стилю на нью-йоркской арт-сцене, существенно обогащая его, расширяя границы и «внося в него интеллектуально-идеологическую компоненту»¹⁴. Исследователь полагает, что «начиная с ранних натюрмортов, портретов до полуавтоматических опусов последних лет, его картины и бесчисленные рисунки отличает медитативность, образность... особая мягкость и деликатность исполнения...»¹⁵ Но абстрактный экспрессионизм начал формироваться в первой половине 1940-х годов и пережил свой взлет в конце того же десятилетия, а множество блестящих работ Горки исполнил во второй половине 1930-х. Можно сказать, что его произведения служат своеобразной связующей нитью между европейским модернизмом, сюрреализмом и американским абстрактным экспрессионизмом¹⁶.

Когда Горки учился, он пробовал себя в разных стилях, начиная с кубизма, и в итоге создал свою индивидуальную манеру на стыке всех испытанных им направлений. В юности, во второй половине 1920-х годов, в период учебы в Бостоне, а затем в Нью-Йорке Горки преклонялся перед Сезанном, его видением мира и манерой письма. Следующее десятилетие ознаменовало для Горки смену художественных ориентиров: место «прованского отшельника» заняли испанцы Пабло Пикассо и Жоан Миро. Первый стал его кумиром на долгие годы, опыты второго указали ему на новый вектор развития. Этот момент сам мастер прокомментировал со свойственной ему прямотой: «Долгое время я был вместе с Сезанном, но сейчас я, естественно, с Пикассо»¹⁷.

Как писал Хэролд Розенберг в своей монографии о живописце «Аршил Горки: человек, время, идея», изучение и использование наследия великого франко-испанского мастера для него «было способом сближения с мировой культурой в целом»¹⁸. Далее он продолжает: «Ведь этот гений (Пикассо. — О.Я.) считал... что творец сегодня должен быть живым, цельным воплощением чистого искусства и его беспрерывного генезиса... Следовательно рефлексия художника по поводу всей истории искусства есть также размышление о нем самом, его художественном вкусе, интеллектуальных, общественных приоритетах... что движут им»¹⁹.

Полные спокойствия, гармоничные и графичные образы Пикассо 1901—1906 годов и конца 1910 — начала 1920-х годов преломляются у Горки в тревожно-статичные, застывшие в печальной обреченности: «Художник и его мать» («Painter and His Mother», 1926—1936) «Портрет м-ра Билла» («Portrait of Mister Bill», 1929—1936) и другие. Мотивы деконструкции формы, нервная игра линий, смена ракурсов, характерные для холстов Пикассо 1930-х, по-своему отзываются в картинах Горки второй половины той же декады («Ночь, Энигма и Ностальгия» («Nighttime, Enigma and Nostalgia», 1934), «Дитя Идумейской ночи» («Child of Idumean Night», 1936) или «Портрет» («Portrait», 1938). Некоторые произведения 1940-х годов также хранят следы влияния искусства Пикассо предшествующего периода — «Агония» («Agony», 1947), «Дневник соблазнителя» («Diary of seducer», 1945) и другие, в которых «пикассоидные» элементы монтируются с биоморфными.

Нью-йоркский мастер, виртуозно балансировавший, отклоняясь то в одну, то в противоположную сторону, на грани фигуративной и абстрактной живописи — Уиллем де Кунинг²⁰ (1904—1997) в начале своей карьеры так же как и Горки увлекался кубизмом. Затем экспрессивные, гротескные, устрашающие образы Пикассо 1930—1940-х годов стали для него постоянными источниками вдохновения. Утверждая себя как «эклектичного художника»²¹ де Кунинг пишет во второй половине 1940 — начале 1950-х годов синтетические по стилю полотна, острые, выразительные формы которых являют собой уникальный сплав различных модернистских течений, где главенствуют мотивы «Герники» и других подобных творений Пикассо. Деформации, коллажность композиции, в которой различные фигуративные детали соединены де Кунингом с абстрактными и полуабстрактными формами, характерны для таких картин, как «Розовые ангелы» («Pink Angels», 1945) «Эшвилл» («Asheville», 1948) «Абстракция» («Abstract», 1949).

На взгляд американского искусствоведа и арт-критика Мартина Райса²², художник имплантировал отдельные устойчивые объекты, частично заимствованные у Пикассо: глаз, лошадиные копыта, части ноги и т. д. в живописную структуру этих полных динамики работ. Фрагменты искаженных лиц и голов животных, оскалившиеся в немом крике рты и пасти, распахнутые глаза хаотично разбросаны по всей поверхности «Экскавации» (1950). Драматически изломанные линии, монстры, населяющие эту картину, контрастные цветовые сочетания, эффект незавершенности, присущий лучшим творениям де Кунинга — все это «работает» на создание общего тревожно-мрачного, мятущегося настроения.

Самые известные картины де Кунинга принадлежат живописной серии «Женщины» (всего их было написано пять), начатой в 1949—1950 годах. По словам Климента Гринберга, они появились тогда, когда де Кунинг «оставил ...абстракцию и буквально атаковал женские изображения более неистово и яростно, чем Пикассо поздних 1930—1940-х годов»²³. Хотя при взгляде на героинь американского мастера также вспоминаются монструозные, лишенные одухотворенности, жутковатые «купальщицы» конца 1920 — начала 1930-х. В фокусе внимания де Кунинга — идолоподобные лица и фигуры, помещенные на холсте фронтально, напоминают так называемых «палеолитических Венер» — с гипертрофированными формами, огромными глазами, кровожадно улыбающимися ртами. Условность, схематичность письма соединена здесь с передачей ощущения объемной телесности этих новых богинь механистичного «железного» XX века. В образах на портретах и ню кисти Пикассо агрессивная женственность выражена, пожалуй, не в столь концентрированном виде, как у его нью-йоркского коллеги. Яркость красок, уверенные, размашистые мазки, монументальность, эмоциональная насыщенность делают «Женщин» де Кунинга некими вневременными, символическими воплощениями Вечной Женственности, ставшей темой искусства обоих мастеров.

Примечания

1. Известно, что «Герника» демонстрировалась в испанском павильоне Всемирной выставки в Париже в 1937 году. Победное шествие фашизма по Европе продолжалось, и Пикассо, беспокоясь за судьбу полотна, отправил его в Нью-Йорк.

2. Solomon D. Jackson Pollock. A Biography. New York, 2001. P. 97.

3. Ibid. P. 97.

4. Напр., Джонатан Вейнберг и его статья «Поллок и Пикассо: поединок и Побег» (Weinberg J. Pollock and Picasso: The Rivalry and the «Escape» // Arts 61 no. 10 (Summer 1987). Более масштабные изыскания проделал Уильям Рубин в своем цикле эссе под общим названием «Джексон Поллок и современная традиция» (Rubin W. Jackson Pollock and Modern Tradition. Parts I—IV, Artforum 5 nos. 6 (Febrary 1967); 14—22, 7 (March 1967); 28—37, 8 (April 1967); 18—31, and 9 (May 1967): 28—33).

5. Karmel P. A Sum of Destructions // Jackson Pollock. New Approaches. The Museum of Modern Art, New York, 1999. P. 71. Но несмотря на это броское определение, оно не совсем верно вот в каком отношении. Ведь «состязание» или «матч» всегда подразумевают участие двух противоборствующих сторон. До сих пор нет веских, документально подтвержденных оснований считать, что П. Пикассо не только соперничал с талантом Поллока, но что вообще знал о его существовании.

6. Friedman B.H. An Interview with Lee Krasner Pollock // Pollock Painting. Ed. by Rose B. New York, 1980. P. 122.

7. Karmel P. Op. cit. P. 71.

8. Его личности и искусству посвящено немало книг и статей. Вот некоторые из них: Green E. John Graham, Artist and Avatar. Washington, 1987; Kainen J. Remembering John Graham. Arts Magazine (New York) 61 no. 3 (November 1986). P. 25—31; Brah P. John Gra- // ham: Brilliant Amateur? Art in America (New York) 75 no. 12 (December 1987). P. 130—137. К этим работам, безусловно, нужно добавить статью Т.А. Галеевой, посвященную жизни и творчеству Джона Грехэма — единственное исследование на сегодняшний день в отечественном искусствоведении (Галеева Т.А. Иван Домбровский — Джон Грэм — Иоанн Магус: русский художник на американской арт-сцене в 1920—1930-е годы // Художественная культура русского зарубежья. 1917—1939. Сборник статей / Отв. ред. Вздорнов Г.И., М.: Индрик, 2008).

9. Graham J. Primitive Art and Picasso // Magazine of Art (New York) 30 no. 4 (April 1937). P. 236—239, 260.

10. Rose B. Op. cit. P. 13.

11. При рождении его нарекли Возданик Адоян. Сын плотника и матери древнего и весьма аристократического происхождения переименовал себя в Аршила Горки — в высшей степени странный симбиоз. Как объяснял сам автор, «Аршил» было производным от «Ахилл» (легендарный герой «Илиады»), а Горки — английская транскрипция фамилии «Горький», заимствованной у великого пролетарского писателя, слава которого была всемирной. Что подвигло его на этот эпатажный жест в духе сюрреализма, Горки внятно объяснить не мог или не хотел. В книгах о нем существует несколько версий ответа на этот вопрос. Одна из них, более приземленная — безвестный художник решил, как говорится, «сесть на хвост» литературной знаменитости (в художественных кругах того времени бытовала даже легенда о родственных связях Горки и М. Горького) и получить свою толику известности. Другая, более возвышенная — сочинив себе необычный псевдоним, Горки начал конструировать себе имидж живописца, творца и романтического изгоя, «армянского Чайлд Гарольда», по замечанию критика Роберта Хьюза. В образе армяно-русского живописца «смутного происхождения», намекающего на близость к европейскому авангарду, ему, быть может, было проще утвердиться в Нью-Йорке «без багажа, но с авторитетностью» Старого Света, предъявляя вместо «паспорта модернизм как таковой». Горки поселился в Большом Яблоке в 1925, полотно, подписанное уже новым именем, увидело свет годом раньше. — См.: Hughes R. Art: The Triumph of Achilles the Bitter // Time. 1981, May 11. — См.: http://www.time.com/time/magazine/article/0,9171,949153,00.html

12. Rosenberg H. Arshile Gorky: The Man, the Time, the Idea. New York: Horizon Press, 1962. P. 14.

13. Ibid.

14. Ibid. P. 16.

15. Ibid.

16. Hughes R. Op. cit.

17. Schwabacher E.K. Gorky Memorial Exhibition // Lucie-Smith E. Movements in art since 1945. London, 1975. P. 31.

18. Rosenberg H. Op. cit. P. 53.

19. Ibid.

20. Родился в Нидерландах, учился в Роттердаме. В 1926 году, в 22 года эмигрировал в США, Нью-Йорк. С 1936 де Кунинг профессионально занимался живописью.

21. Гесс Б. Абстрактный экспрессионизм. М., 2008. С. 50.

22. Ries M. De Kooning's Asheville and Zelda's Immolation. http://www.martinries.com/article2005DK.htm

23. Greenberg C. «American-Type» Painting // Partisan Review. Spring 1955. P. 179—196 // Reading Abstract Expressionism. Context and Critique. / Ed. by Ellen G. Landau. Yale University Press, 2005.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница