После рождения в феврале 1921 года сына Поля (он известен под домашним именем Пауло) Пикассо, вместо того чтобы возвратиться на излюбленное им море, арендовал большую и удобную виллу в Фонтенбло¹. С точки зрения здоровья его жены и сына это было тактичное и заботливое действие, рассчитанное на то, чтобы восторгам побережья предшествовал комфорт буржуазной резиденции, расположенной на разумном расстоянии от Парижа. Но Пикассо не был в полной мере счастлив в своей новой роли отца семейства. Хотя размер виллы позволял ему держаться подальше от неприятных неожиданностей детской комнаты и хотя его любовь к Ольге очевидна из рисунков, которые он делал, когда та кормила грудью их ребенка или играла на фортепьяно в окружении элегантной и благородной мебели, Пикассо признавался друзьям, навещавшим его, что надумал заказать и установить возле своего дома парижский уличный фонарь и в пару к нему pissotière (общественный туалет), чтобы малость подпортить опрятную респектабельность лужайки.

Именно этим летом Пикассо написал две версии «Трех музыкантов»; картину «Три женщины у источника» — большую композицию в его нынешнем неоклассическом стиле; ландшафты с видами соседних переулков; ворота своей виллы; натюрморты; и, кроме того, выполнил карандашные эскизы виллы внутри и снаружи, а также своей жены и ребенка. Разнообразие тематики можно сравнить лишь с разнообразием его стиля.

Однако подчеркивая, что Пикассо проявлял основной интерес к реальной действительности той жизни, что происходила вокруг него, главной темой, которой он всесторонне занимался в это время и которой, за единственным исключением портрета мадам Розенберг и ее дочери, пренебрегал, начиная с голубого периода, была «мать и дитя». Существует множество вариантов картин с изображениями матери, играющей со своим голым младенцем, лежащим у нее на коленях, — картин, где неоклассические фигуры и колоссальные матроны предыдущих месяцев выявляют новый взгляд художника на ощущение удовлетворенности, на чувство свершения. Та сентиментальность, которой он позволял пробраться в свои юношеские картины на тему материнства, сейчас устранена благодаря строгому скульптурному упрощению формы, в основе которой лежит скорее ощущение банальности, нежели идеализма. Изысканность и изящество напрочь изгнаны из данной работы, так что в итоге нам предстает блестящее и величественное изображение, рисующее насущную картину из человеческой жизни.

В том же году появилось еще несколько изображений гигантских обнаженных женщин с безмятежными выражениями лица. Они написаны с таким же брутальным ощущением реализма, который, как кажется, вдохновлен тем наивным ретушированием и подкрашиванием, что мы видим в увеличенных снимках дешевых фотографов; вдобавок он сочетается с упрощениями, присущими поздней классической скульптуре. Сумеречные краски голубого периода уступили место широкому прозаическому свету, гризайлю², характерному для пасмурной погоды в середине дня. Позе, которую принимает обнаженная фигура, часто придается дополнительная правильность за счет добавления карниза, служащего для поддержки локтя. Кажется, Пикассо испытывал извращенное удовольствие, когда брал предметы, как бы «по определению» вызывающие чувственное восхищение, и отвергал использование любых из тех средств и приемов, с помощью которых раньше он обычно вызывал у зрителя симпатию и эмоцию. Эти его женщины противостоят нам в своей абсолютной банальности, и тем не менее, они кажутся существующими вне времени, как богини, и выглядят неистребимыми и утешающими, словно вечный символ женственной формы. В данном случае возвышенное обязано своей жизнью обыденному и земному.

Примечания

1. Фонтенбло — небольшой город в полусотне километров к югу от Парижа с дворцом и парком, бывшая загородная резиденция французских королей. — Прим. перев.

2. Гризайль — живопись, выполненная оттенками одного цвета, обычно серого или коричневого. — Прим. перев.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница