Париж отправляется на войну

Мобилизация и война принесли с собой неизбежный беспорядок, в том числе раскол среди различных групп интеллектуалов, вносивших вклад в модернистское движение. Это нанесло ему удар, грозивший парализовать его навсегда, оставив только в достижениях кубистов неопровержимое свидетельство того, что на свет действительно появился новый стиль. Разрушение и опустошение последующих четырех лет были таковы, что попросту удивительно, почему не все было потеряно и как удалось что-то сохранить. И вполне естественно, что по мере распада прежней, довоенной жизни сильнее всего страдали именно более старые и более традиционные привычки общества. Поколение молодых обладало способностью перегруппировать свою энергию. Когда оставшиеся в живых демобилизовались из армии и в ряды уцелевших влилась свежая кровь, у общества больше, чем когда-либо, выросла решимость изменить старый порядок, который нес ответственность за бедствие, принесшее с собой столь катастрофические последствия.

Так же как и все прочие французы призывного возраста, художники оказались мобилизованными, а многие иностранцы из числа тех, кто обосновался в Париже, записались добровольцами в Иностранный легион. Брак, Дерен и Леже в самом начале войны должны были отправиться на фронт. Чтобы избегнуть интернирования, Канвайлер и его немецкие соотечественники сбежали в нейтральные страны, в то время как другие, вроде Гриса, застряли во Франции, сидя на мели почти без гроша в кармане. Однако Аполлинер, желая доказать свою любовь к Франции и разделить сполна испытания, выпавшие на долю его друзей, стал ходатайствовать о французском гражданстве. В конце концов, преодолев бюрократические рогатки, которые являлись следствием «дела о статуэтках», он попал в артиллерию. То же рвение, что он проявлял в искусстве, и та же верность по отношению к друзьям проявлялись им теперь в воинском товариществе и в тяжелых боевых испытаниях.

Пикассо в сопровождении Евы возвратился в свою мастерскую на рю Шельшер. Он увидел, что Париж за это время изменился до неузнаваемости; город лишился своей привычной веселости и с тревогой наблюдал за приближением немецких войск. Жизнь, какой он знал ее лишь несколькими месяцами прежде, оказалась почти напрочь заслоненной примитивными, грубыми и безотлагательными нуждами войны. Для Пикассо, который всегда был озабочен только и исключительно своим творчеством, нынешний переворот выглядел душераздирающим проявлением человеческой глупости, но он не пошел по стопам Аполлинера, считавшего, что на нем лежит персональная ответственность принять активное участие в распре европейских народов. Мнение Пикассо по поводу войны заключалось в том, что она представляет собой занятие для солдат.