Пабло и Карлос сидели в оживленном уютном баре у столика со свечами и пили абсент. На металлических решетках поверх стаканов аккуратно лежали горящие кубики сахара. Все смотрели на двух бойких танцовщиц, которые отплясывали канкан.

— Мне действительно нравится Анна, — сказал Карлос. — Она настоящая леди, и не исключено, что к тому же очень богата!

Пабло не понравилось то, что он услышал.

— Не торопись, парень. Вы едва познакомились.

Карлос, увидев вытянутое лицо друга, улыбнулся.

— Ага, ты ревнуешь?

Пабло сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Просто будь осторожен, только это я и хотел сказать.

Когда танцовщицы закончили свой номер, на противоположной стороне длинного многолюдного зала раздался громкий возглас.

Пабло посмотрел туда, откуда раздавался шум, и увидел подвыпившего, но опрятного лысого мужчину лет двадцати пяти, одетого в костюм-тройку, при галстуке. Он стоял у противоположного конца барной стойки и горячо, увлеченно спорил с каким-то молодым человеком. Это был журналист по имени Макс Жакоб.

Еврей по происхождению, Жакоб утверждал, что недавно ему явился Христос, и потому он обратился в католицизм. Однако и религия не смогла избавить новообращенного от гомосексуальных наклонностей, о которых он однажды сказал: «Если небеса видят мое раскаянье — они простят меня за удовольствия, которые, как им известно, непреднамеренны». Жакоб, пользовавшийся дурной славой за свое беспробудное пьянство, говорил, что присоединяется к художественному сообществу на Монпарнасе, чтобы «грешить публично».

Макс кричал на сидящего рядом жалкого пьяного посетителя, который раскачивался на своем высоком стуле. Танцовщицы сошли со сцены, недовольные выкриками Макса, а тот яростно вопрошал:

— Что вы знаете о нашем правительстве? Говорю вам, Франция становится полицейским государством!

Один из завсегдатаев бара крикнул ему:

— Эй ты, пустозвон, сядь на место и заткнись!

Макс разозлился.

— И зачем только я трачу свое время? Что вы, глупцы, понимаете? Что вообще граждане знают? Правительство постоянно держит нас в состоянии войны, оно заставляет людей непрерывно платить налоги и на наши деньги покупает все больше оружия — это порочный круг, разве вы не видите?

— Если вам не нравится — уезжайте из Франции! — пробормотал пьяный, сидевший рядом.

— Именно это я и ожидал от вас услышать, и того же хочет правительство.

Бармен с густыми щетками усов подошел к Максу и вмешался в разговор:

— Макс, перестаньте будоражить моих клиентов.

— Хорошо, хорошо, но разве вы не видите? Республика гниет на наших глазах, — сказал Макс, вытерев губы. — Я больше не могу спокойно стоять и наблюдать.

Он рванулся прочь от барной стойки и присел ближе к ее противоположному концу, возле Пабло.

Юноша проследил, куда сел журналист, и сказал:

— Думаю, то же самое происходит во всех странах мира. Продажные политиканы вовлекают нас в войны, крича о патриотизме и самозащите.

Макс посмотрел на Пабло, и ему стало немного легче: похоже, он нашел родную душу.

— Слава богу, хоть кто-то понимает. Я писатель, я хорошо это знаю.

— Если вы писатель, то сделайте так, чтобы вас услышали! Используйте прессу!

— Поверьте, я пытался, но я у издателей на дурном счету.

— Слава богу, мы художники! — вздохнул Карлос. — У нас нет таких проблем.

Макс посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Правда?.. Знаете, что они сказали о новых художниках, разрушающих традиции?

— Я слышал, это об импрессионистах, — ответил Карлос.

Макс встал и уселся рядом с испанцами. Когда он говорил, его тонкие руки так и порхали в воздухе.

— Вы что, не понимаете? Все это — проявления распада, который продолжается во Франции; подавление новых идей... развязывание глупых войн в иностранных землях... вроде той, которую они пытаются сейчас затеять с Германией.

— Наверное, дадут этой бойне какое-нибудь звучное название: «Великая война» или еще что-нибудь в таком духе, — задумчиво проговорил Пабло.

Он махнул официанту рукой:

— Принесите этому человеку выпить.

— Простите, но ему бармен больше не наливает, — раздраженно возразил официант. — Он пьян.

Макс в ярости вскочил со стула и стал нервно поправлять галстук.

— Как вы смеете! Я не терплю, когда ругают мой характер.

Он замахнулся на официанта, но промазал. Официант же был трезв и меток — он свалил Макса со стула ударом в челюсть.

Пабло и Карлос подняли своего нового знакомца и снова усадили на стул.

— Уведите его отсюда, — кричал бармен, — или мы его вышвырнем!

— Но мы только что с ним познакомились! — попытался возразить Карлос. Однако бармен, не обратив на внимания на его протесты, повернулся и ушел.

Пабло наклонился и похлопал Макса по щекам, чтобы тот протрезвел, но это не помогло.

— Кажется, придется отнести его к нам. Ему нужно проспаться, — решил Пабло.

Друзья согласно кивнули и, взвалив обвисшее тело Макса на крепкие плечи Пабло, они вышли из бара.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница