а находил их.
Глава 26. Салон Независимых. 1906 год«Салон Независимых» — выставка Общества независимых художников — открывался в Париже каждый год, начиная с 1884-го и считался престижным мероприятием. Пабло жаждал поучаствовать в нем. В результате революционных изменений, происходивших во французском искусстве в конце XIX столетия, и художников, и публику все меньше удовлетворяла косная, ограниченная политика официального Парижского салона, выставки которого в Королевской академии художеств в период между 1667 и 1737 годами проходили нерегулярно, но впоследствии стали ежегодными. Академия почти полностью контролировала и художественное образование, и выставочную деятельность. Поэтому в 1863 году художники-новаторы, чьи работы не были приняты Парижским салоном, организовали «Салон Отверженных». В 1880 году официальный салон отклонил работы многих импрессионистов и постимпрессионистов, и в 1883 году эти художники организовали второй «Салон Отверженных». В 1884 году было основано Общество независимых художников, которое принимало работы не по решению жюри, а у всех, кто желал экспонировать свои работы. В первой выставке приняли участие Одилон Редон, Анри-Эдмон Кросс, Поль Синьяк, Поль Сезанн, Поль Гоген, Анри де Тулуз-Лотрек, Винсент ван Гог и Жорж Сера, чья картина «Купание в Аньере», написанная в 1883 году, была тогда же отвергнута Парижским салоном. В 1905 году на ежегодной выставке Салона Независимых свои работы представили Анри Руссо, Пьер Боннар, Анри Матисс и фовисты. Все произведения пользовались большим успехом. На фасаде Большого дворца, расположенного на широком бульваре Елисейских Полей, над главным входом был растянут плакат с надписью: «Общество независимых художников представляет: Анри Матисс. Выставка современного искусства — 1906». Аполлинер и дон Луис провели Пабло внутрь здания, и все втроем стали бродить по выставке. — Ну, что ты думаешь, Пабло? — спросил дон Луис. — Впечатляет, — помолчав, ответил наконец Пабло. — А где же он сам? — Где-то здесь, — сказал Аполлинер, осматривая громадный зал. Тут он заметил Матисса, стоящего в окружении газетчиков. Это был невысокий, неброской внешности человек, около сорока лет, с короткими вьющимися каштановыми волосами, с маленькой бородкой, в очках с металлической оправой. На нем был серый костюм в полоску. Отвечая на вопросы корреспондентов, он производил впечатление человека проницательного и уверенного в себе. Аполлинер волновался — он очень хотел познакомить Пабло с Матиссом. Когда Матисс заметил, что к нему приближаются его старые друзья, Аполлинер и дон Луис, он облегченно вздохнул и шагнул им навстречу, уходя от любопытных репортеров. — На сегодня достаточно, — заявил он журналистам. — Продолжим позднее. А сейчас — извините меня... Аполлинер подошел к Матиссу, и начались объятья и поцелуи. Матисс искренне радовался этой встрече. — Анри, дружище, как вы? — гудел Аполлинер. — Похоже, вас можно поздравить с очередной успешной выставкой. А что?.. Здесь, должно быть, пол-Парижа. — Гийом, дон Луис, как приятно вас видеть! Добро пожаловать! Вы оба прекрасно выглядите. — И тут Матисс заметил Пабло. — А что за молодой человек с вами? — Анри, я хочу познакомить вас с Пабло Пикассо, — сказал дон Луис, представляя художников друг другу. Матисс пристально, с явной антипатией вгляделся в Пабло и нахмурился. — Что? Вы привели того выскочку, который копирует мой стиль? — Он быстро обернулся к Пабло. — В чем дело? Зачем вы пытаетесь меня имитировать? — Успокойтесь, Анри, — вмешался Аполлинер. Пабло ошеломило поведение Матисса, поскольку он всегда уважал его как большого художника, который уже при жизни достиг славы и успеха. «Как грустно, — подумал Пабло, — что человек в его положении все еще видит в ком-то угрозу». — Простите, месье, — сказал Пабло, — но я никого не имитирую, возможно — черпаю вдохновение, но вовсе не имитирую. Впрочем, я намерен двинуться дальше, чем вы, и, к счастью, не боюсь ни насмешек, ни зависти. — Тогда найдите свой собственный стиль! — вспылил Матисс. Пабло не верил своим ушам. А расходившийся Матисс обратился к Аполлинеру: — Зачем вы привели сюда этого неотесанного юнца? Хотели оскорбить меня? — И он повернулся к Пабло спиной, будто тот должен был при этом исчезнуть. — Успокойтесь, Анри, вы слишком остро на все реагируете, — твердил Аполлинер. — Вам обоим равно свойственна любовь к примитивизму, к чему-то такому, чего мир искусства еще никогда не видел. Матисс сердито косился на Пабло. — Ну, уж он-то, на мой взгляд, действительно примитивен! В разговор вступил дон Луис: — Анри, взгляните на дело иначе. Вы с Пабло вполне могли бы объединить усилия для популяризации современной живописи. На глаза Аполлинеру попалась витрина, в которой были выставлены маленькие, вырезанные из дерева африканские тотемы. Он поспешно шагнул к ней, взял оттуда один экспонат и поднял его так, чтобы было видно всем. — Тотем — это любой естественный или сверхъестественный предмет, фантастическое существо или животное, изображенное в дереве или другом материале. Он имеет личное символическое значение для человека, который сознает собственное бытие в тесной созависимости с бытием и энергией тотема. — А я думал, это как-то связано с африканскими племенами, — удивленно проговорил Матисс. — Да, так и есть, — подтвердил Аполлинер. — В некоторых традициях с тотемами отождествляются не отдельные люди, а целые группы. Свои тотемы бывают у кланов и у племен. Но смысл этого предмета заключается в том, что он защищает единство, силу и устремления клана от различных угроз, связанных с антиобщественным и аморальным поведением, таким как инцест. — Инцест? Боже, при чем тут инцест? — взмолился Матисс. — Тотем — это знак племенной идентичности. Это не только отличительный знак, но и символ родовой общности. — Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, — сказал дон Луис, а Аполлинер продолжал свою речь. — Этот тотем — прекрасный образец, — заявил он. — Он — сама древность, существовавшая прежде истории, прежде всех времен, прежде культуры, нечто глубоко укорененное в подсознании — и, в конечном счете, нечто первичное и неистовое. Пока Аполлинер говорил, творческое сознание Пабло вело работу. Он представил себе тотем в виде деревянной фигуры туземца в полный человеческий рост, будто бегущего сквозь заросли джунглей рядом с дикими африканскими животными. Туземец хрипло кричит, а вдалеке раздается бой барабанов... Аполлинер посмотрел на Матисса и Пабло: мысль о них отвлекла его от фантастических образов. А Пабло, вернувшись из своих мечтаний в реальность, осторожно взял африканский тотем из рук Аполлинера и стал внимательно его разглядывать. — Разве непонятно? Вы оба в своей работе напали на след настоящего сокровища, — продолжал Аполлинер. — Но вы коснулись лишь грубой поверхности — и теперь должны идти дальше и освободить себя от всего, о чем прежде рассуждали, что обдумывали, что останавливает вас на пути к величию. — Хорошо сказано, Гийом, — похвалил его дон Луис. — Браво! — Да уж, язык у него славно подвешен, — захихикал Матисс. — Я видел такой же тотем в одном антикварном магазине, — сказал Пабло. — Да, об этом определенно стоит подумать. — Что ж, вот и подумайте, — огрызнулся Матисс. — Если это поможет вам выработать собственный стиль, я буду счастлив. Поймите: фовизм — это моя территория! А теперь, друзья, я должен идти. Мне нужно закончить интервью. Матисс надел шляпу, отвернулся и оставил Аполлинера, дона Луиса и Пабло дальше рассуждать о тотемах.
|