Ранние годы

Пабло Пикассо — один из тех редких людей, которые, кажется, самой природой созданы, как орган искусства. Многих даже крупных художников можно представить себе творцами в какой-то иной области, если бы их условия жизни сложились иначе. Многие пробовали себя в различных родах деятельности, прежде чем остановились на живописи. Пикассо вне живописи представить нельзя: его руки, глаза, мозг, вся его натура приспособлены для пластического искусства, как строение тела птицы приспособлено для полета. Если сказать: он был художником уже в колыбели, это не будет слишком грубой натяжкой, потому что он действительно начал рисовать раньше, чем научился говорить.

Пикассо родился 25 октября 1881 года в Малаге, на юге Испании. Его отец, дон Хосе Руис, учитель рисования и мастер декоративных росписей интерьеров, принадлежал к старинному обедневшему роду. Родословная Пикассо по отцу тщательно прослежена его биографами; родословная матери, Марии Пикассо, остается неясной. Пикассо — редкая в Испании фамилия. Есть предположения, что она происходит из Италии, а некоторые предполагают иудейских или цыганских предков у художника. Свои ранние работы он подписывал: Пабло Руис или Руис-Пикассо, потом — просто Пикассо. В Испании было принято носить две фамилии — отца и матери, так же как принято было давать ребенку несколько имен. Пикассо при крещении получил девять имен.

Дон Хосе Руис был художником ограниченного диапазона и менее всего новатором, но своим мастерством владел уверенно. Первые уроки сын получил у него. Пикассо в отрочестве и юности постоянно рисовал портреты отца; судя по ним, это был худощавый человек с тонким лицом и остроконечной бородкой, чем-то напоминающий Дон Кихота. Пикассо впоследствии говорил, что наружность отца навсегда запечатлелась у него как тип мужского облика: «когда я рисую мужчину, я всегда представляю себе дона Хосе».

Как уже сказано, Пикассо начал рисовать с младенческих лет и в раннем детстве помогал работать отцу. Дон Хосе поручал ему дорисовывать голубей для росписей — отец и сын одинаково любили голубей. Занятия в школе тяготили Пабло и давались с трудом: он никак не мог постичь правил арифметики, зато с увлечением рисовал цифры, составляя из них фигуры людей и птиц.

Пикассо в детстве рисовал не по-детски: создается впечатление, что он сразу начал «как профессионал». Арена боя быков, нарисованная девятилетним мальчиком, — достаточно сложная многоплановая композиция, решенная умело. Эта работа показывает, как рано бой быков овладел воображением Пикассо. Он был его зрителем с детских лет.

Быт испанцев не мыслится без тавромахии. Нас, не впитавших с молоком матери вкус к этой кровавой игре, она чаще всего отталкивает. Она жестока, но в ее жестокости есть своеобразное благородство. Современный охотник, убивая животных, сам почти не рискует. Матадор на арене рискует собственной жизнью. Его опасное ремесло требует не только отваги, но и искусства. Напряжение борьбы, риск, состязание, в котором ставка — жизнь, в исходе которого наступает, по выражению Хемингуэя, «момент истины», — составляет романтику корриды.

По крайней мере для трех великих художников коррида обладала притягательной силой — Гойи, Хемингуэя и Пикассо. Несомненно, они чувствовали ее жестокость, но всем троим свойственно то бесстрашие интеллекта, которое побуждает испытующе всматриваться в самые темные глубины жизни и человеческой природы. Дальше мы увидим, что у Пикассо образы тавромахии, к которым он пристрастился еще ребенком, — матадор, бык, лошадь пикадора, неизбежно приносимая в жертву, — всегда являлись персонажами «человеческой трагедии» в широком смысле.

Когда Пикассо исполнилось десять лет, его семья переехала на север Испании, в Корунью, а еще через несколько лет — в столицу Каталонии Барселону. Страсть к рисованию развивалась у него все больше, становилась всепоглощающей. Все впечатления от жизни он выражал через рисунки — рисовал все, что видел: доки, рыбаков и гавани, купальщиков на пляже, повозки, запряженные мулами, портреты отца, матери, сестры, товарищей, соседей. Его письма родным состояли больше из зарисовок, чем из слов. В 14 лет он безупречно владел приемами академического рисования и был подготовлен к поступлению в барселонскую Школу изящных искусств. На вступительных экзаменах он поразил всех, в один день отлично исполнив задание, на которое отводился месяц (рисунок фигуры обнаженного натурщика). Но в дальнейшем этот ошеломляющий вундеркинд не оправдал ожиданий своих профессоров: он скоро ушел из школы, пресытившись постоянным рисованием с гипсов; поступил затем в Академию художеств в Мадриде, но и Академию покинул так же быстро. О своих академических работах Пикассо потом всегда вспоминал с неприязнью и предпочитал им более ранние вещи, написанные еще в Корунье под наблюдением отца, — например, большой портрет маслом «Босая девушка». Этот портрет, в котором исследователи находят отзвуки искусства Сурбарана, Пикассо написал в 14-летнем возрасте. Подлинных полотен Сурбарана он тогда еще не знал, да и вообще видел лишь то немногое и случайное, что было в маленьких провинциальных музеях Малаги и Коруньи.

Пятнадцати лет он написал большую сюжетную картину «Посещение больной» (или «Наука и милосердие») в духе сентиментального жанра, к которому был неравнодушен отец Пикассо, сам позировавший сыну для фигуры врача. В 1897 году эта картина была на выставке в Мадриде. Только одна деталь предвещает здесь будущего Пикассо, Пикассо «голубого периода»: беспомощно повисшая тонкая кисть руки больной с необычно длинными пальцами. Именно эта деталь тогда не понравилась критикам: кто-то иронически заметил, что врач щупает пульс у перчатки.

Примерно в те же годы Пикассо написал еще несколько жанровых картин. Таким образом, он еще в отрочестве успел освоить и академический рисунок, и жанровую живопись, достичь в том и в другом известной степени профессиональной зрелости, с тем чтобы уже на пороге юности их отвергнуть.

Испания второй половины XIX века была в искусстве, как, впрочем, и в политике, большой провинцией. Лишь в конце века началось там брожение мятежных умов, центром которого была Барселона. В Барселоне Пикассо сблизился с кружками молодой интеллигенции, чьи политические настроения были революционно-анархическими, быт — чистейшей богемой, а художественные искания связывались отчасти с Францией, но еще больше — с символизмом Северной Европы. В этих кругах были популярны имена Ибсена, Метерлинка, Беклина, Бердслея, Вагнера. Пюви де Шаванна, Домье. А также Толстого, Ницше и Кропоткина.

Биограф Пикассо Роланд Пенроз упоминает испанского писателя-анархиста Джемса Бросса — одного из кумиров интеллектуальной среды Барселоны. Вот отрывок из статьи Бросса 1893 года: «Человек... стремится к такому состоянию, когда он не будет больше допускать никаких препятствий своей самостоятельной мысли; перед этим возвышением индивидуума не должно остаться никаких мифов, никаких идолов, никаких божеских и человеческих установлений, которые препятствуют абсолютному освобождению личности. Многие представляют подобные теории как разрушительные, но из их негативного духа рождается дух позитивный, созидательный, обновляющий утраченные силы»¹. Эти идеи носились в воздухе и, видимо, запали в сознание молодого Пикассо.

Художники Барселоны, тяготевшие к символизму, вносили в него пафос «мистической нищеты», выраставший из постоянного созерцания и переживания нищеты реальной — Испания была страной бедняков. В таверне «Четыре кота», где собирались художники и поэты, где и Пикассо получал свое художественное крещение, была в 1890-х годах устроена выставка работ живописца Нонелля: экспрессивные этюды молящихся старух, крестьянок, изможденных голодом и трудом.

И у юного Пикассо в 1897—1899 гг. из массы зарисовок уличных сцен, коррид, торерос, стариков и старух, нищих, сцен в кабаре и варьете кристаллизуются ведущие мотивы бедности, скорби, резиньяции, гордого замкнутого отчаяния. Это была его Испания, его прочная — на всю жизнь — любовь.

Но он ее покинул. Испанские художники один за другим покидали свою родину, где почва была истощена долгими годами художественного безвременья, — и уезжали не в Германию и не в Скандинавию, а туда, где делалось искусство новой эпохи: в Париж. Паломничество художественных сил в обетованный Париж было на рубеже веков неудержимым, стихийным, как массовые миграции голодающих, ищущих новые источники пропитания. Так называемая «парижская школа» живописи образовалась из эмигрантов.

Пикассо тут не был исключением, он не первый из своих соотечественников уехал из Испании. Ко времени его первого приезда в Париж — это было в 1900 году — там уже обосновались многие его земляки. Недостаточно сильные таланты быстро растворялись в парижском котле и утрачивали национальную самобытность. Пикассо, сильнейший из сильных, не подчинился Парижу — скорее Париж подчинил себе. Пересадив мертвеющую испанскую традицию на живую художественную почву Франции, он вырастил на ней плоды всемирного значения.

Примечания

1. R. Реnrоsе. Picasso. Leben und Werk. München, 1961, S. 57.