Живопись — это свобода. Когда ты прыгаешь, ты можешь упасть и сбить планку. Но что хорошего в том, что ты не решаешься рискнуть сломать себе шею? Тогда лучше вообще не прыгать. Ты должен растормошить людей. Изменить их отношение к миру. Ты должен создавать образы, которых они не желают принимать. Заставить людей понять, что они живут в перевернутом мире. В неспокойном мире. В мире, который совсем не тот, каким он им кажется.

Пикассо, как его цитирует Канвайлер в «Происхождении кубизма».

Более тридцати лет назад, ранней весной 1962 года, я подписал контракт с Эмилем Капуйя из издательства «Макмиллан» на создание биографии Пикассо. После этого я провел восемь счастливых недель над книгами Зервоса «ПАБЛО ПИКАССО». Не пропустив ни одной страницы из тридцати трех томов этого издания, я исследовал пятнадцать тысяч репродукций картин, рисунков, эстампов, гравюр, литографий, акварелей и набросков Пикассо.

Подобное переживание равноценно тому, что испытал бы человек, прочитав за два месяца все, что написал Шекспир. После такого погружения трудно сохранить прежний взгляд на жизнь. Эти тридцать три тома произвели на меня сильнейшее впечатление. Я был выбит из колеи. Я провел лето, записывая диалоги между собой и воображаемым интервьюером; там были такие вопросы. как: «В чем состоит разница между душой и духом?» и «Как мы определяем для себя образ Сущности?» Бывало, возникали и ответы. Теперь все это собрано на двухстах страницах книги «Каннибалы и христиане». Но в этих воображаемых диалогах нет ни слова о Пикассо. Он стимулировал мое мышление таким образом, что я смог заглянуть в его душу, однако он ничего не рассказал мне о своей жизни.

Кажется, тем летом я готов был вернуть издательству аванс. Так или иначе, но проект рушился. Я не был готов писать о Пикассо. Тем не менее в течение нескольких лет импульс сохранялся. И был снова вызван к жизни книгой, которая не только мне нравилась, но и была просто необходима — она оказалась именно той чужой работой, в которой находишь толчок, чтобы самому начать писать. В данном случае это была книга Ариадны Стассинопулос Хаффингтон «Пикассо: созидатель и разрушитель», в которой лавина жестоких фактов прегрешений Пикассо затопила малую толику его достоинств; как будет видно дальше, цитаты из этой книги значат гораздо меньше того, что за этим последовало.

Свой вклад внесли и другие авторы. Можно перечислить Жозепа Палау-и-Фабре, Роланда Пенроуза, Патрика О'Брайена, Гертруду Стайн, Лео Стайна, Джона Ричардсона, Пьера Кабанна, Жан-Поля Креспена, Даниэля-Анри Канвайлера, Макса Жакоба, Роже Шаттюка, Роя Макгрегора-Хэсти, Андре Мальро, Андре Сальмона, Фрэнсиса Стигмюллера, Изабель Моно-Фонтэн, Элен Пармелен и — не как последнюю, а как главную (из двух ее книг взято больше цитат, чем из книг других авторов) — Фернанду Оливье.

Поскольку эта книга представляет собой интерпретацию биографии, ценность ее и заключается именно в этом термине. Книга не является истинно научным трудом, ее литературные достоинства состоят в том, что она сделана с желанием показать Пикассо реальной личностью в жизни и в искусстве. Еще важно то, что толкование жизни и творчества молодого Пикассо — это мое личное восприятие этого человека. Впрочем, не хочу делать вид, что я не почерпнул многого из того, что писали о жизни художника другие люди. Настаивая на своеобразии своей попытки — сделать не сухое научное исследование, а собственную интерпретацию биографии, — я привожу много цитат из других авторов, что не совсем обычно, но я готов поспорить о ценности подобной практики. В конце концов, стиль — это откровение. Плохо ли, хорошо ли, но стиль обнажает и характер автора, который хорошо чувствует объект своего творчества. При пересказе текстов другого автора читатель лишен возможности непроизвольно, но всегда инстинктивно критически высказать свое суждение. Он готов оценить достоинства наблюдателя, если ему будет дана возможность проникнуться его стилем. (Наблюдатель может оказаться не вполне компетентным, но если мы почувствовали его или ее недостатки, то мы многое от него узнаем — ведь каждый из нас почти всегда подстраивается к тону, в котором одна персона описывает другую.) К тому же чаще всего одни страницы написаны автором лучше, другие — хуже, и поэтому почти преступно выбрать лишь интересные или хорошо написанные отрывки текста только для того, чтобы казалось, что книга написана одной вашей рукой. В попытках почувствовать личность Пикассо надо рассматривать его самого и его работу под разными углами зрения и затем собрать воедино отдельные нечеткие фрагменты.

Какие сильные и специфические образы возникают при этом! В процессе работы я просмотрел старое издание книги Пенроуза «Пикассо, его жизнь и работа» и обнаружил в ней страницу своих заметок, сделанных в 1962 году. Меня обрадовало то, что слова, написанные тогда, были достаточно адекватны моим теперешним взглядам, и они с легкостью вошли в эту рукопись. Было приятно осознать, что часть меня созвучна тому, что было тридцать лет тому назад.

Желаю вам получить удовольствие при чтении этой книги, мне было приятно писать ее. Жизнь автора не так уж плоха, если каждый час своего рабочего времени он переводит взгляд с одной работы Пикассо на другую.

К оглавлению

Следующая страница