Наверняка существуют сомнения в достоверности памяти и записей Фернанды; но тем не менее давайте доставим себе удовольствие и послушаем песнь Фернанды о любви:

«Наконец-то я счастлива. А Пабло? Он говорит мне, что не может спать. С того момента, как я согласилась с ним жить, он ничего не делает, а только ждет меня. И он наслаждается такой жизнью. Мне же нравится это сладкое заточение в студии, я успокоилась. Мне кажется, что вот теперь-то и началась моя настоящая жизнь.

Пабло любит меня. Я прекрасно сплю. Я здесь твердо придерживаюсь старой привычки — высыпаться после трудного дня. Я ложусь в постель в девять вечера. Пабло смотрит на меня, рисует меня, работает всю ночь, ложась спать где-то около шести часов утра, поскольку он привык работать ночью, когда его никто не побеспокоит. Ночью для него наступает настоящая жизнь. Он упрекает меня за то, что я все время сплю. Он прав. Мне необходимо изменить свои привычки, для того чтобы приспособиться к жизни с вечно бодрствующим Пикассо».

Вопросов прибавляется. Мы имеем дело с рукописью, созданной Фернандой, когда ей было уже за семьдесят, на основе, по ее утверждению, дневника, который она вела с пятнадцати лет. Хотя «Интимные воспоминания» написаны довольно безыскусно, в них, безусловно, ощущается профессиональное мастерство рассказчика и в значительной степени отголоски любовного романа; книга представляет собой элегантный образец этой формы. Можно задуматься по поводу того, какая часть книги написана самой Фернандой, а какая — редакторской рукой; можно задать и несколько вопросов по поводу некоторых фактов. После того как она ушла из дома, она ни разу не упоминает о своей сводной сестре, например, которая, согласно некоторым свидетелям того периода (среди них Андре Сальмон, но едва ли ему можно доверять), жила со скульптором Ортоном Фритчем, познакомившим Фернанду с первыми художниками, которым она стала позировать. Безусловно, это не так увлекательно, как сюжет самой Фернанды, где она становится натурщицей благодаря Лорану Дебьену. Мы также должны понимать, что Фернанда, как и большинство мемуаристов, стремится выставить себя в лучшем свете. К тому же нам предлагается история молодой девушки, чьи первые сексуальные опыты начинаются с отвращения, и ей потребуется несколько лет, чтобы преодолеть фригидность и омерзение, почувствовать истинное наслаждение в плотской любви, подобные испытания приходятся на долю множества женщин (впрочем, как и мужчин), и это убедительно доказывает, что счастье в сексуальной жизни приходит только после череды неудачных экспериментов, поэтому записки Фернанды, в том случае, если их не сочинил от начала до конца кто-то другой, несмотря на некоторые неточности, представляют собой истинную ценность.

Без названия (два рисунка Фернанды Оливье), все 1905. Верхний — карандаш, 9x6; нижний — свинцовый карандаш; 9x6.

Парадоксально, но в книге, созданной законченным эгоцентриком, очень живо чувствуется присутствие Пикассо. Во множестве биографий художника описывается его крайняя удрученность, но в то же время поразительная сила его взгляда, женственность в очертаниях его рук, невысокий, но ладно сложенный торс, прядь волос, спадающая на глаз, животный магнетизм, который он излучал. При всей своей социальной ничтожности — «он выглядел как чистильщик сапог» — вот комментарии Нелли Жако, подруги Гертруды Стайн. Но все это только лишь описания. Фернанда же представляет нам скорее Пабло, чем Пикассо, да так живо, что мы чувствуем исходящий от его дыхания запах чеснока. Ему двадцать три года. Он пропорционально сложен. У Фернанды, вдобавок к ее красоте, мышление француженки из среднего класса, и ее душевное спокойствие в значительной степени зависит от способности все разложить по полочкам. У нее эти способности имеются. Когда же приходится рассуждать о живописи Пикассо, она такова же, как и многие из ее современников: она просто не всегда понимает того, о чем говорит. Тем не менее она позволяет себе об этом высказываться. Позже нас повеселят некоторые примеры подобного свойства. Теперь же достаточно лишь заметить, что из всех, кто писал о Пикассо, себе она уделяет больше внимания, чем ему, и это дает нам возможность увидеть портрет, который показывает нам природу и художника, и этой женщины. Если рассматривать нарциссизм не как самовлюбленность или безмерное тщеславие, но как своего рода самоограничение, в котором наиболее мудрые общаются сами с собой, то тогда в ее повествовании ясно видно, что она нарцисс и, по тому, что мы узнаем о Пикассо, — он тоже.

Мне неловко цитировать самого себя, особенно в таком контексте, но все же предложу вашему вниманию отрывок из моей книги о Генри Миллере «Гений и похоть»:

«Слишком просто видеть в нарциссе лишь того, кто влюблен в самого себя. В глубине души человек может испытывать к себе отвращение и притом быть нарциссом. Нарциссизм характеризует основное отношение человека к самому себе. Та же самая диалектика любви и ненависти, которую испытывают друг к другу партнеры, лежит и в основе отношений самого к себе. Но бесконечные разговоры нарцисса с самим собой могут привести к безумию. Каждая из его половин безостановочно исследует другую. Два нарцисса в любви представляют собой противоположности двух натур. Нельзя сказать, что они соединяются, скорее, они притягиваются друг к другу, как кристаллы. Их страстный роман может достигнуть лишь того уровня, при котором каждый из партнеров резонирует сильнее, чем наедине с самим собой... Выходит, что это не та любовь, которую можно было бы назвать гармоничной...

Парадокс заключается в том, что никакая любовь не может сравниться но силе с любовью двух нарциссов. Слишком многое в их жизни зависит от этой любви. Каждый из них теперь может освободить партнера. Как только настройка их друг на друга достигает максимального уровня, они наконец овладевают искусством вхождения во внешний мир. (Ведь нарциссизм возникает не от любви к себе, а от страха перед внешним миром.) И в результате оказывается, что они не могут жить друг без друга. Это, разумеется, не совсем полная характеристика взаимоотношений. Роман нарциссов внешне может показаться даже комичным, поскольку сила их страдания быстро уравновешивается быстрым от него излечением...

Однако если недуг нарциссизма поражает талантливого человека, то ему приходится платить за это немалую цену, и жертвы начинают играть внутри сценария свою собственную игру. И если кому-то удастся разрушить оковы самоедства, то он достигнет ошеломительных результатов в своем творчестве...»

Несомненно, нарциссизм чаще всего встречается среди писателей, актеров или художников, правда, бывают исключения, но редко, и в этом термине нет ничего уничижительного (за исключением непереносимого чувства замкнутости на себе). У кого-то нарциссизм может служить его искусству. Иногда необходимо очень долгое погружение в себя, чтобы открыть в себе художника. Могилы самоубийц напоминают нам о том, что к созданию чего-то особенного ведут непроторенные тропы.

Если кажется, что мы отклонились от темы, то хочу заметить, вскоре мы встретимся с целой компанией нарциссов. Некоторые роскошные экземпляры — уже в пути.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница