а находил их.
|
Глава IVВ одном из углов студии Пикассо занавеска закрывала альков. Вскоре после того летнего августовского дня, когда Пикассо впервые оказался в постели с Фернандой, он воздвиг в углу студии святилище в ее честь, алтарем служил деревянный ящик. Как описывает Фернанда, там висел ее прелестный портрет, сделанный карандашом и тушью, и между двумя роскошными вазами небесно-голубого цвета эпохи Луи Филиппа лежала прелестная белая шелковая блузка. В вазах стояли букеты искусственных цветов, которые мог бы написать Сезанн. Фернанда с самоиронией оценивает это мистически-ностальгическое святилище. Будучи практичной француженкой, Фернанда могла не обратить должного внимания на мистическую сторону этого сооружения. Пикассо, так же как и Макс Жакоб, и его новый друг Аполлинер, весьма начитанный по этой теме, очень интересовался магией. Неудивительно, что они создали это магическое святилище, чтобы мистически повлиять на Фернанду. Этот альков прежде носил название «девичьей» или «мертвецкой», поскольку он служил Пикассо местом для кратких свиданий, и теперь это должно было пойти на пользу. Отзвуки прошлого блуда могли усилить магическое влияние. Дожидаясь Фернанду, Пикассо сделал ее портрет, где она подозрительно напоминает Мадлен. Печальными были весна и лето 1905 года, и печаль становилась тем больше, чем дольше Фернанда отказывала. Все это, наконец, ущемляло его самолюбие. Поскольку именно в тот период тело Фернанды объявило окончание войны с основным актом любви. Она обнаружила, что от этого можно получать удовольствие. Должно быть, больше всего ранило Пикассо то, что это состояние она впервые испытала с Суньером, земляком, приятелем, художником. Получив летом 1905 года приглашение от голландского журналиста, Тома Скилпероорта, Пикассо отправился в скромное путешествие в Скоорль, захолустную деревушку, разместившуюся на высоких песчаных дюнах северного побережья Голландии. Это путешествие оплатил новый приятель Скилпероорт, который недавно заработал немного денег. Пикассо оставалось лишь купить билет.
В Голландии Пикассо пишет первую из своих широкобедрых женщин — «Прекрасную голландку». В последующие двадцать лет, в разные периоды творчества, будет написано еще много подобных ей. Вернувшись в Париж, он дает объяснения причины его пристрастия к крупным женщинам. Они ему напоминают тяжеловесных женщин его детства, огромную бабушку и теток. Он скажет другу, Андре Сальмону: «Фернанда — крупная девушка. Но эти голландки просто огромны. Забравшись однажды в них, вы можете никогда не найти дороги обратно». Кстати, в то же самое время Фернанда позирует голландцу. Это Кес Ван-Донген, у него неплохая репутация в Бато-Лавуар. Портрет Фернанды, сделанный в тот период, — это своего рода обмен на «Прекрасную голландку». Когда Пикассо летом вернулся из Нидерландов, его студию можно было сравнить с пылающей печкой. Из-за жары он работал почти обнаженным; по свидетельству Фернанды, на нем не было ничего, кроме «набедренной повязки». По ее же замечанию, он гордился своим крепким телосложением, несмотря на то что был невелик ростом («ни для кого не была тайной красота членов его тела»), и он спокойно принимал и друзей, и других посетителей полуобнаженным.
В один из самых жарких дней сентября 1905 года их потенциальный роман, в котором иногда возникали моменты сближения, перешел в более серьезную фазу. Имеет смысл прочесть свидетельства Фернанды об этом: Пикассо купил весь необходимый для курения набор, где были маленькая, причудливой формы масляная лампа, длинная бамбуковая трубка с мундштуком из слоновой кости и маленькая восьмиугольная керамическая чашка, из которой поблескивал золотисто-янтарный опиум, дающий резкий, всепроникающий запах. Улегшись, будто на пуховый перине, на циновках, покрывающих пол, мы приготовили трубку, набрали на кончик спицы три крошечки опиума, поднесли спицу к лампе, подержали ее над бесцветным пламенем и, взяв трубку в губы, стали медленно, стараясь не закашляться, втягивать этот ароматный дым в легкие. Несмотря на боль в желудке и тяжесть в голове наутро, из-за чего я весь день провела в кровати, я только и думала о том, чтобы еще раз испытать это обострение духовности, это ясное мышление, которое ускоряет психические ощущения. Все кажется прекрасным, ясным и добрым. Возможно, именно благодаря опиуму я постигла истинный смысл слова «любовь». До меня дошло, что я наконец поняла Пабло... Он был тот, кого я ждала все это время. Во мне будто раскрылся бутон и стал превращаться в цветок. Возникла странная, тесная связь, и стало казаться, будто он — часть меня. Я так живо все вообразила, что это ощущение не покидало меня, с ним во мне родилась уверенность в том, что я должна связать с ним свою жизнь. Три дня я оставалась с Пабло. Я люблю курить опиум. Я люблю Пабло. Он нежный, милый и влюбленный. Он старается сделать все, чтобы мне было хорошо. Как я могла быть такой слепой столь долгое время? Не понимала, что именно здесь ждет меня счастье? Я больше не думаю о том, чтобы провести ночь с Суньером, такое наслаждение я испытываю от ласки Пабло. Теперь я гораздо счастливее в объятиях Пабло, чем в объятиях Суньера. Я люблю Пабло. И буду любить его еще сильнее. Пабло настаивает на том, чтобы я жила у него. Что мне делать? Я хочу недельку подумать. Но Бенедетта советует не ждать, (и) под лучами солнца старая, облезлая площадь Равиньян повеселела и полна жизни. Маленькая площадь обожжена солнцем, скамейки так опалены летней жарой, что на них расплавилась краска, булыжники мостовой сверкают, листья на деревьях пожухли, но старый Бато-Лавуар стоит на страже и защищает своих богемных жителей от нежелательных посетителей. «Буржуа, люди преуспевающие, не приближайтесь!.. Здесь проживают надежда, любовь и мысль... Вы — защищенные, благоразумные, рассудительные, — оставьте в покое тех, кто живет здесь». В одно жаркое летнее воскресенье я перенесла все свои вещи в студию Пикассо. Спустя много лет я нашла в своем дневнике весьма лирический отрывок: «Пабло, сегодня очень жаркий день. Это воскресенье. Я никогда не любила воскресенья. У этого чопорного дня есть свой запах. Я даже не выходила из студии. Жара так утомительна, что не хочется двигаться. Я сонно размышляю, растянувшись на диване с книжкой, которую не читаю. К пяти часам я внезапно приняла решение обрубить все свое безрадостное прошлое и соединиться с тобой... Я позвала тебя. Ты работал, но тут же бросил кисти и быстро подбежал ко мне. Я попросила у тебя маленький деревянный черный чемодан, с которым ты приехал из Барселоны. Я беспорядочно побросала в него всю свою одежду и все украшения. Ты стоял передо мной, не веря своим глазам. Я слегка подтолкнула тебя. И тут ты одним прыжком выскочил наружу, неся чемоданчик с той же легкостью, с какой я несла бы какой-нибудь невесомый пакет».
До чего же здесь Пабло и Фернанда напоминают тех нежных возлюбленных из романов-исследований, которые расцвели, как чувственные цветы на грациозных стеблях. Это романы с духом марихуаны в Америке 50-х и 60-х, где любовники, соединяясь на одну ночь, случайно, остаются вместе на всю жизнь. В таких романах всегда ощущался элемент чего-то «привнесенного» — подарка извне, — и поэтому любовники, соединившиеся с помощью марихуаны, никогда особенно не доверяли своей любви, марихуана была третьим действующим лицом в пьесе и могла однажды исчезнуть. Как и во всех этих романах, Пабло и Фернанда оказались одними из первых. Интересно, если бы не было опиума, стали бы они жить вместе? Однажды она перешла границу и познала исключительность ощущений, которые испытала в постели с Пабло. А затем их на многие годы связала потребность друг в друге h взаимная социальная выгода этого союза.
|
|
© 2024 Пабло Пикассо. При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна. |