Предисловие

Тридцать с лишним лет назад, ранней весной 1962 года, я подписал договор с Эмилем Капуйа из издательства «Макмиллан» на биографию Пикассо и восемь блаженных недель провел в библиотеке Музея Современного Искусства над книгами Зервоса «Пабло Пикассо», выпущенными издательством «Cahiers d'Art». Страница за страницей я штудировал тридцать три обширных тома, разглядывал пятнадцать тысяч репродукций — картины, рисунки, офорты, гравюры, литографии, акварели, наброски.

Это как за два месяца прочесть всего Шекспира. После погружения на такую глубину трудно сохранить прежнее восприятие действительности. Тридцать три тома Зервоса оказали на меня сильное действие — все лето я сочинял диалоги с воображаемым интервьюером, умудряясь отвечать на вопросы вроде таких: «В чем отличие духа от души?» или «Чем руководствуемся мы, избирая форму?» Эти воображаемые диалоги заполнили последние двести страниц книги, названной «Людоеды и христиане», но в них едва ли было хоть слово о Пикассо. Он раздразнил мою мысль, заставив заглянуть в самые заповедные уголки моего собственного разума, но к постижению своей жизни не приблизил меня ни на пядь.

Лето шло. Не помню — вернул ли я в «Макмиллан» полученный от них аванс, или еще не успел получить его, но так или иначе затея наша не удалась. Писать о Пикассо я был не готов. Тем не менее полученный импульс спустя еще несколько лет был подкреплен одной книгой, которая вызвала у меня двойственное чувство — чем-то понравилась, а чем-то показалась вздорной. Это сочетание ощущений от чужой работы — идеально, когда нужно приняться за свою собственную. В данном случае речь идет о книге Арианны Стассинопулос Хаффингтон «Пикассо — творец и разрушитель», недостатки которой вызвали лавину критических статей, а достоинства похвал не удостоились. Читатель в дальнейшем сам увидит, что я не раз и не два ссылаюсь на эту монографию.

Внесли свой вклад и другие авторы — Жозеп Палау-и-Фабре, Роланд Пенроуз, Патрик О'Брайан, Гертруда Стайн, Лео Стайн, Джон Ричардсон, Пьер Кабанн, Жан-Поль Креспель, Даниэль-Анри Канвейлер, Макс Жакоб, Роже Шаттюк, Рой Макрегор-Хэсти, Андре Мальро, Андре Сальмон, Френсис Стигмюллер, Изабель Моно-Фонтэн, Элен Пармелен и Фернанда Оливье — последняя в списке, но первая по количеству ссылок на две ее книги.

Поскольку я определил жанр этой работы как «истолковывающее жизнеописание», следует, должно быть, пояснить, какой смысл я вкладываю в это понятие. Я не принадлежу ни к одной из существующих научных школ, а потому старался, чтобы эта книга обладала прежде всего достоинствами произведения литературного, и стремился сделать Пикассо не менее реальным, чем любой персонаж жизни или искусства. Иными словами, истолкование жизни и творчества молодого Пикассо есть мое личное понимание его. На том стою. Это, разумеется, не значит, что я не ознакомился самым внимательным образом с тем, что на протяжении долгой жизни моего героя написали о нем другие исследователи. Особенности предпринятой мною попытки — отсутствие оригинальной концепции, субъективность оценок — предопределили и то, что я цитирую других авторов чаще и пространнее, чем это принято, и готов отстаивать свою правоту. В конечном итоге все определяется и выявляется стилем. Хорош он или плох, но именно стиль раскрывает характер автора, исследующего тот или иной предмет. Пересказывать других — значит лишить читателя права на часто неосознанное и всегда безотчетное желание вынести критическое суждение, неизменно возникающее у всякого, кому предоставляется возможность более или менее основательного знакомства со стилем пишущего. (Последний может быть крайне несовершенен, но, приняв в расчет недостатки и слабости автора, мы можем узнать очень много ценного о предмете его исследования — именно такая подспудная «корректировка» происходит, когда мы слушаем, как один человек описывает другого.) Кроме того, в каждой книге есть страницы более или менее удачные, а потому было бы почти преступно в угоду «авторскому единоначалию» ограничиваться лишь кратким резюме интересных или блистательно написанных пассажей. Постижение Пикассо требует, чтобы и личность его, и творчество рассматривались с многих и разных точек зрения, а урезывание высказываний приведет к искажению каждого из этих взглядов.

А как проницательны бывают они, как своеобразны! Работая над этой книгой, я наткнулся на одно из первых изданий монографии Пенроуза «Пикассо — его жизнь и творчество» и обнаружил там целую страницу собственных заметок, написанных мною еще в 1962 году. Мне было приятно, что давние слова созвучны моему теперешнему замыслу до такой степени, что я без труда нашел для них место в рукописи. Мне было отрадно, что какая-то часть моего существа и три десятилетия назад вела ту же мелодию в той же тональности.

Я желаю вам прочесть эту книгу с тем же удовольствием, с каким я ее писал. А автору грех жаловаться на жизнь, если весь свой рабочий день он занимается лишь тем, что переводит глаза с одного творения Пикассо на другое.

Норман Мейлер