Предвестники

Подготовка к этому большому настенному панно протекала неосознанно. Весной 1935 года, вскоре после того как он нарисовал цикл гравюр о Минотавре, Пикассо изготовил гравюру, которая стала знаменитой не только из-за ее непривычного размера и великолепного качества, но также по причине наличия в ней предположений о грядущих катастрофах, кажущихся теперь пророческими. Вся эта гравюра находится во власти зловещего появления со стороны морского побережья огромной фигуры Минотавра. Его глаза отражают сияние свечи, которую держит маленькая хрупкая девочка, а она, приветствуя чудовище букетом цветов, бесстрашно останавливает его дальнейшее продвижение. Правая рука Минотавра простерта вперед в угрожающем жесте; ниже него, соскользнув с лошади, взбесившейся от страха, лежит умирающая женщина-матадор. Шпага беспомощно поникла у нее в руке, а белая грудь оголена и беззащитна. Из расположенного выше окна две женщины с ручными голубями пристально рассматривают всю эту сцену, в то время как на самом краю картины полуголый мужчина устанавливает лестницу в отчаянной попытке убежать и скрыться.

Другие гравюры, выполненные в предшествующие месяцы, также основывались на теме лошади и ее очаровательной наездницы, которая, нарядившись в убранство матадора, сама становится жертвой яростной атаки быка. Во внезапной неистовой схватке монстр торжествующе выставляет напоказ ее изысканную и плохо замаскированную слабость.

Если воспринимать их как цикл, эти сцены часто полны двусмысленности в вопросе намерений зверя. В некоторых случаях бык в пароксизме гнева с неудержимой силой совершает слепое насилие над невинностью и лишает ее целомудрия. В других ситуациях чудовище, по-прежнему характеризующееся как неукротимое существо неодолимой силы, все же оказывается невиновным в столь страшных преступлениях. Наконец, еще в каких-то ранних версиях данной гравюры, бык более игрив: вместо того чтобы уничтожить амазонку, он вырывает ее у своего соперника, коня, и с пламенем в глазах в жажде поцелуя ищет ее губы своей бычьей мордой.

Используя мифических и символических существ, Пикассо мог потворствовать своему пристрастию к двусмысленности как к средству, позволяющему приблизиться к истине. Существуют определенные звери и птицы, поведение и внешний облик которых делают их подходящими символами человеческих страстей. Однако, используя эту животворную и универсальную связь с древностью, Пикассо отнюдь не ограничивал себя упрощенными традиционными интерпретациями, равно как и не позволял себе в манере Лафонтена произвольно проводить параллели между поведением этих тварей и моральными проблемами человека.

Поощряя у зрителя ощущение неоднозначности, двусмысленности, Пикассо оставлял ему свободу выбора собственной интерпретации.