Тот же зловещий фон войны и лишений можно почувствовать и во многих из натюрмортов этого периода. Подобно тому как в канун первой мировой войны темой многочисленных кубистических картин была музыка в форме игры на гитаре и пения, так в картинах Пикассо времен второй мировой войны везде раз за разом возникает пища в ее довольно-таки скромных проявлениях — вроде колбас и лука-порея; ей сопутствуют черепа животных, а также тусклое пламя свечей и затененных ламп. Даже столовый прибор с его поблескивающими, остро заточенными ножами и голодными вилками повторяет ту же нелегкую для всех тему. Есть две внушающие ужас картины с изображением бычьего черепа, лежащего на столе перед закрытым окном, которые написаны с интервалом два дня в апреле 1942 года. В той, что выполнена чуть раньше, с кости все еще свисает сырая плоть мяса, а рога показаны как силуэт на фоне грубого и мертвого света, падающего фронтально из застекленного окна. На другом полотне дело происходит ночью, и выбеленная голая кость черепа отвратительно скалит зубы ниже полукружья рогов, изображенных на фоне тьмы, царящей снаружи. Пустая, ничего не выражающая гримаса черепа как бы эхом повторяет новость о смерти Гонсалеса, которая дошла до Пикассо в тот же день. Обе эти работы трогают до глубины души своей выразительной передачей смерти, но в них нет никакого ощущения разжижения формы и гниения, присутствующего в «Натюрморте с головой быка» 1938 года. Акцент делается скорее на прозрачную прочность и долговечность тех структур, которые лежат под бренной и преходящей поверхностью. Дело обстоит так, словно смерти присуща какая-то геометрическая упорядоченность, находящая выражение в указанных натюрмортах и придающая им оригинальность и «местный колорит», являясь существенно испанской. В этом они полностью отличаются от живописи немецких экспрессионистов, где и форма, и цвет подвержены лихорадочно трепещущему разложению.

По мере того как кухонный стол становился все более пустым и с него исчезала приемлемая пища, не говоря уже о вкусной, в натюрмортах Пикассо появляется — в качестве напоминания о нашей собственной бренности — человеческий череп, с его обнаженными зубами, усмехающимися среди когтистых корней разных овощей, с черными гнездами глаз, безучастно всматривающихся в раздутое брюхо пустого кувшина. Угроза какого-нибудь катастрофического бедствия постоянно стояла на пороге. Часто приходили новости о том, что друзей Пикассо депортировали в непереносимый ужас концентрационных лагерей только потому, что они имели несчастье быть евреями, или о том, что другие знакомые были замучены или казнены из-за своего тайного участия в движении Сопротивления. Однако при всей чудовищной неуверенности, которая неизбежно сопутствует военной оккупации, Пикассо сохранял свое жизнерадостное и циничное чувство юмора, поддерживавшее его на плаву. В таких картинах, как «Ребенок с голубями», «Сидящая женщина с кошкой», «Женщина с букетом», «Женщина в кресле-качалке» , «Маленький мальчик с речным раком», «Женщина, сидящая в кресле, со шляпой, украшенной тремя перьями» и «Первые шаги», где обеспокоенная мать учит своего сынишку делать первые шаги, присутствует несомненная насмешка и вместе с тем — сочувственное внимание к знакомым основам человеческой жизни.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница