Место встречи поэтов

Несмотря на то что в часы работы Пикассо всегда нуждался в одиночестве, он никогда не мог жить без компании. В Париже, как когда-то в Барселоне, его пристрастие к литературному миру послужило причиной весьма значительных встреч, которым суждено было сыграть большую роль и для него, и для его новых друзей. Первый же поход Андре Сальмона в Бато-Лавуар по чистой случайности закончился его знакомством с Максом Жакобом прямо на пороге мастерской Пикассо. Лишь за неделю до этого сам Пикассо в баре неподалеку от больницы Сен-Лазар познакомился с порывистым и блистательным поэтом наполовину итальянского, наполовину польского происхождения, воспринимавшим Францию как свою родину и сменившим фамилию Костровицкий, доставшуюся ему от предков, на Аполлинер.

В тот же вечер, когда два молодых француза нечаянно столкнулись в дверях его мастерской, Пикассо повел их обоих знакомиться с Гийомом Аполлинером. Знакомство состоялось в том же баре, как всегда переполненном. Макс Жакоб описал эту сцену в следующих словах: «Не прерывая едва слышный, но исполненный страстной патетики монолог о Нероне и даже не взглянув в мою сторону, он рассеянно протянул мне свою короткую сильную руку (которая наводила на мысль о тигриной лапе). Закончив речь, он поднялся, схватил нас в охапку и вытащил на улицу, в ночь. Все это сопровождалось бурными взрывами смеха. Так начались самые замечательные дни моей жизни». Однако это знакомство явилось большим событием не только для Макса Жакоба; друзьям вкупе с другими живописцами и поэтами суждено было мощно повлиять друг на друга в тесном и плодотворном сотрудничестве.

Пикассо относился к поэтам с интересом и симпатией, и они щедро платили ему той же монетой, так что, по мере того как их круг разрастался, рос и престиж нашего героя в литературной среде. Пабло подружился с Альфредом Жарри, и тот до самой своей смерти в 1907 году был его близким приятелем, даже другом, чьи талант, остроумие и эксцентричные манеры производили на Пикассо глубокое впечатление. Влияние Жарри оказалось столь сильным, что оно сохранилось в памяти Пабло на протяжении многих лет после смерти этого оригинального поэта и писателя. Кое-какие изобретения Жарри, например патафизика доктора Фаустролля или чудовищный, звероподобный монстр Юбю-король, вполне отвечали растущему желанию Пикассо порвать с общепринятыми представлениями о внешней стороне жизни — разрушить их любыми средствами, лишь бы они выглядели в его глазах достаточно эффективными. Для него послужило бесспорным стимулом присущее Жарри умение обращаться с таким опасным оружием, как насмешка и непристойность, и хотя парижское остроумие пьес Жарри было не по зубам рядовой французской публике, они возбуждали испанский аппетит Пикассо к необузданному, полнокровному бичеванию ходячей мещанской мудрости.

Молодые поэты Пьер Реверди и Морис Рейналь, а также Шарль Вильдрак, Жорж Дюамель и Пьер Мак-Орлан стали частыми гостями в мастерской Пикассо. Он получал удовольствие, прислушиваясь к их экзальтированным интеллектуальным разговорам, и ему было приятно, что столь талантливые литераторы высоко ценят его творчество. Во многих отношениях это было взаимное притяжение противоположностей. Пикассо обычно молчал, хотя случалось, что на него нападал взрыв энтузиазма, принимавшего форму потрясающего парадокса или чудовищной шутки. Казалось, он был непрерывно настороже — молниеносно переводил взгляд с одного собеседника на другого, прислушиваясь к их замечаниям и без малейшей задержки схватывая смысл сказанного. С другой стороны, его приятели по большей части были людьми чрезвычайной говорливыми, это были сложные, кипучие натуры, темперамент которых, как правило, бил ключом. Их привлекала таинственная способность Пикассо управлять своим талантом и с очевидным спокойствием сдерживать юношеский пыл, его дар с неподражаемой оригинальностью выражать себя в словах, не говоря уже об умении с роскошной щедростью высказываться в собственном творчестве. Молодые люди зачастили к нему в мастерскую, и это побудило одного из них заметить, что на дверях Пикассо надо бы повесить табличку «Au Rendez-vous des Poètes» — «Место встречи поэтов». Первые гости являлись около полудня, по обыкновению, это были Аполлинер, Макс Жакоб и Маноло. За годы, прожитые совместно в Бато-Лавуар, Фернанда почти не помнит случаев, когда они с Пикассо обедали в одиночестве. Не раз бывало, что она на керосинке готовила еду для всей компании, если только, как это порой случалось, к ним на огонек не заглядывал ее давний поклонник, торговец углем, который приглашал их всех в гости отведать его капустного супа. «Вам нужно было слышать благодарный смех Аполлинера, — рассказывала она мне, — когда мы всей толпой двигались из дому».